Фуникулер пронес Хоури и Манукяна через весь город, а потом через полузатопленный подземный акведук и закончил путь в огромной пещере. Отсюда Манукян провел Хоури к лифту, который поднимался с такой скоростью, что у нее заложило уши. Лифт доставил их в большой гулкий вестибюль. Возможно, это были проделки акустики, но Хоури показалось, что она находится в гигантском мавзолее. Где-то в вышине, казалось, плыли зарешеченные окна, пропускавшие сумрачный полуночный свет. Но поскольку ей было известно, что снаружи в разгаре день, это действовало на нервы.

– Мадемуазель не любит дневного света, – пояснил конвоировавший Ану Манукян.

– Да быть того не может! – Глаза Хоури постепенно привыкли к темноте, она уже различала какие-то крупные предметы в зале. – Вы-то, Манукян, похоже, нездешний?

– Думаю, у нас с вами есть кое-что общее.

– Вас тоже привела сюда ошибка чиновника?

– Не совсем, – ответил он.

Хоури чувствовала, что Манукян размышляет, сколько правды можно открыть ей без риска. Значит, у него есть слабости, подумала она. Для наемного убийцы, или кто он там, парень слишком разговорчив. По пути он непрерывно хвастал своими приключениями в Городе Бездны. Болтовня, не исходи она из уст такого хладнокровного типа, обладателя иностранного акцента и хитрого пистолета, не заслуживала бы внимания. Но с Манукяном дело обстоит иначе – значительная часть его похвальбы может оказаться правдой.

И сейчас желание похвалиться явно одерживало верх над осторожностью.

– Ошибка имела место, но правильнее это назвать несчастным случаем.

Да, в холле было полно громоздких скульптур. Различить их было очень трудно, но все они стояли на подставках. Одни фигуры напоминали огромные куски разбитой яичной скорлупы, другие – крупные обломки кораллов. Все они обладали металлическим блеском, мутный свет лишал их собственной окраски.

– Этот несчастный случай произошел с вами?

– Нет… не со мной. С Мадемуазелью. Тогда-то мы и встретились. Она была… Вообще-то, Хоури, мне не следовало бы вам рассказывать. Если она узнает, мне конец. Спрятать труп в Бездне проще простого. Знаете, что я там на днях обнаружил? Не поверите, но это был целый…

Манукян продолжал хвалиться. Хоури удалось дотронуться до одной из фигур. По ощущениям – цельнометаллическая. Острые грани.

Они с Манукяном походили на заядлых любителей искусства, очутившихся среди ночи в музее. Казалось, скульптуры существуют в каком-то другом времени. Они чего-то ждут, причем их терпение уже на исходе.

Странно, но она была рада присутствию Манукяна.

– Это ее работы? – спросила Хоури, прерывая разглагольствования спутника.

– Возможно, – ответил он. – Не будет преувеличением сказать, что она пострадала из-за своего искусства. – Он остановился и тронул Ану за плечо. – Видите эту лестницу?

– Наверное, вы хотите, чтобы я по ней поднялась?

– А вы быстро учитесь.

Едва заметно он коснулся ее спины стволом – просто напомнил, что пистолет никуда не делся.

В иллюминаторе рядом с каютой мертвеца виднелись яркие оранжевые выбросы газа гигантской планеты. Ее затененный южный полюс полыхал бурей полярного сияния. Сейчас корабль находился глубоко в системе Эпсилона Эридана, войдя в нее под небольшим углом к эклиптике. До Йеллоустона оставалось всего несколько дней полета; корабль продвигался в зоне местного транспорта, курсирующего в пределах световых минут и соединяющего невидимой сетью все более или менее значительные обитаемые базы и космические корабли системы.

«Ностальгия по бесконечности» стала меняться. В то же окно Илиа видела переднюю часть одного из субсветовых двигателей, которые выпустили улавливающие поля, – скорость корабля с крейсерской снизилась до той, которая позволяла двигаться внутри планетной системы; соответственно, и двигатели постепенно изменили свою форму и режим работы. Будто цветок во мгле, закрылся зев приемника материи. По-прежнему двигатели давали тягу, но что служило реакционной массой и в какой вид энергии оно превращалось – это сочленители предпочли сохранить в тайне.