Я удивленно охнул и отпрянул. Сдурела, что ли? Бешенство от жары? Уже падая, я понял – это не Рыжуха. Это сердце. Прокурил ты, Леха, свою жизнь. Прошляпил. И жизнь, и любимую женщину, и новую любовь…

Глядя пустыми глазами в небо, я улыбался, лежа на песке. Тишина на базе взорвалась криками. Ко мне кто-то бежал, дежурный сто пудов вызывал скорую. Но мне было все равно. Волны накатывали и накатывали, охлаждая горевшую огнем грудь. Я раздвинул губы, желая успокоить старшего своим коронным: не ссы, прорвемся. Но очередная волна накрыла меня с головой и утащила с собой в прохладную безболезненную темноту.

– Лех, друган, ты че, перегрелся? Але, гараж! Рота, подъем! На работу пора. Да где ты бухал-то вчера без меня? Сивуху, что ли, с Васькой жрали? Говорил вам: не берите у бабы Раи, туфту гонит! На коровьем навозе!

Черт, Андрюха, да заткнись ты уже. А то не с тобой мы вчера пили Тохину абрикосовку. Какой навоз? Какие коровы? Что ж ты так орешь?! Я пытался продрать глаза, но ничего не получалось. В голове гудел колокол, во рту застрял распухший язык, обдирая наждачкой небо.

– Леха, если тренер узнает, кабздец тебе будет. И тебе, и Ваське! У вас же соревнования на носу за честь края! Поднимайся, Нептун ты недоделанный! Тебя уже и комсорг искала. Ты что, на Нептуна подписался? Ну, ты даешь! Мало тебе баб, на русалок потянуло?

«Какой нептун? Какие русалки? Андрюха, ты что, белены объелся? У меня, походу, инфаркт, может, инсульт, а заговариваешься ты?» – голоса не было, мысли вяло перекатывались в гудящей голове, пока я пытался воспринять действительность. Глаза все так же не открывались, но память постепенно возвращалась. Я вдруг вспомнил, как рухнул на прохладный песок, прямо в лапы Рыжухе. Как со стороны увидел зеленые кошачьи глаза и удирающих с перепугу котят. Услышал далекие крики бегущих на помощь друзей-спасателей.

Молодой незнакомый голос пробивался ко мне как сквозь вату. Я скривился: вот ведь шумоголовый! На зубах хрустнул песок. Я попробовал его выплюнуть, но не смог. Дико хотелось пить. А голос над головой все бубнил и бубнил, причитая и перечисляя незнакомые мне имена и фамилии. В надежде, что я впечатляюсь и оторву голову от кровати.

Черт! Какие же неудобные больничные койки! Я попробовал пошевелиться, но кости ломило так, что любое движение вызывало головную боль. В виски вверчивалась дрель.

– Пить… – едва ворочая языком, просипел я, раздирая ресницы.

– Ну наконец-то! На, держи! И давай быстрее! Нинка по общаге шастает со своим праздником, ищет жертву в помощь. Ты че, взаправду подписался в этом цирке участвовать? Ну, ты, блин, даешь! А нас ждут! Две красивые жгучие северяночки! Аппетитные, не могу как! Как булочки ванильные с нашего хлебзавода. Ну, те, по девять копеек, которые ты любишь! И загорелые, как сладкая корочка! Между прочим, ты нам обещал, что вечером закат в море встретим! Смотри, ты обещал! Я Катьке своей сказал, что ты парень-кремень! За базар отвечаешь! Ну, очнулся? Давай-давай, поднимайся!

«Интересно, он заткнется когда-нибудь?» – думал я, разглядывая молодое веснушчатое лицо с рыжим чубом, крупными губами и курносым носом, который все время шмыгал, словно пытался придать вес словам своего хозяина.

Бурный поток непонятной информации озадачивал мой затуманенный мозг. Я по-прежнему не мог сообразить, где нахожусь и что со мной случилось. Последнее, что помнил: резкая боль в груди и темнота. Я что, умер? Да вроде нет. Разве что в ад попал, а этот рыжий – мой персональный демон. Или черт? Кто там, в аду, следит за наказанием и исполнением?