Камилла вернула Мамаду ее «макулатуру» – она притащила даже рекламные проспекты, фотографии машин и счета за телефон.

Та в ответ пробурчала себе под нос: «Сама говорит „тетка”, вот я и спрашиваю, какая тетка, понятно ведь, что бывают и дядьки, она, видишь ли, отродясь там не была, тогда откуда ей знать, что там одни тетки? Там и дядьки тоже есть… Кем она себя возомнила – Мадам Всезнайкой, что ли?»

– Эй, ты что, обиделась?

– Ничего я не обиделась. Сама сказала: помогу, а не помогаешь. Вот и все!

– Я пойду с вами.

– В инспекцию?

– Да.

– И поговоришь с теткой?

– Да.

– А если это будет не тетка?

Камилла поняла, что сейчас не выдержит, но тут вышла Самия.

– Твоя очередь, Мамаду… Держи… – Она повернулась к Камилле. – Номер телефона докторишки…

– Зачем?

– Зачем? Понятия не имею! Наверное, хочет с тобой в больницу поиграть! Вот и попросил передать номер…

Он черкнул номер своего сотового на рецептурном бланке и приписал: Назначаю вам в качестве лекарства хороший ужин, позвоните мне.

Камилла Фок скатала записку в шарик и щелчком выбросила его в канаву.

– Знаешь что, – произнесла Мамаду, тяжело поднимаясь со скамьи, и наставила на Камиллу указующий перст. – Если уладишь дело с моей Сисси, я попрошу брата наколдовать для тебя любимого…

– Я думала, твой брат дорогами занимается.

– Дорогами, приворотами и отворотами.

Камилла подняла глаза к небу.

– А ко мне не может мужика приворожить? – вмешалась в разговор Самия.

Мамаду прошла мимо, сделав угрожающий жест в сторону товарки.

– Сначала верни мое ведро, дьяволица, а там посмотрим!

– Черт, достала ты меня этим ведром! Не твое оно, поняла?! У тебя было красное!

– Проклятая врунья, – прошипела негритянка и удалилась…

Стоило Мамаду шагнуть на первую ступеньку, и грузовичок закачался. «Мужайся, дорогая! – мысленно пожелала Камилла, улыбнулась и взяла свою сумку. – Желаю тебе удачи…»

– Пошли?

– Сейчас.

– Поедешь с нами на метро?

– Нет, вернусь пешком.

– Ну ясно, ты-то живешь в шикарном квартале…

– И не говори…

– Ладно, до завтра…

– Пока, девочки.

Камилла была приглашена на ужин к Пьеру и Матильде. Она позвонила, чтобы отказаться, и почувствовала облегчение, попав на автоответчик.

Итак, невесомая Камилла Фок удалилась. Удерживали ее на асфальте только вес рюкзачка за спиной да эти не поддающиеся объяснению камни и камешки, которые все накапливались у нее внутри. Вот о чем ей следовало поговорить с врачом. Если бы только возникло такое желание… А может, если бы хватило сил?.. Или времени… Ну конечно, все дело во времени, успокоила она себя, сама в это не веря. Время было тем самым понятием, которое она перестала воспринимать. Она на много недель и месяцев практически выпала из жизни, и ее давешняя тирада, абсурдный монолог, в котором она пламенно доказывала себе, что мужества ей не занимать, был наглым враньем.

Какой эпитет она употребила? «Живая»? Это просто смешно – живой Камилла Фок точно не была.

Камилла Фок была призраком – по ночам она работала, а днем копила камни. Двигалась медленно, говорила мало и умела замечательно ловко исчезать.

Камилла Фок была молодой женщиной, которую всегда видели только со спины, хрупкой и неуловимой.

Тогда, перед доктором, она разыграла спектакль и сделала это с легкостью. Камилла Фок лгала. Она обманывала, принуждала себя, подавляла и подавала реплики, только чтобы не привлекать к себе внимание.

Она все-таки думала о докторе… Плевать на номер телефона, но что если она упустила свой шанс? Он казался таким терпеливым и внимательным, в отличие от всех остальных… Может, ей следовало… В какой-то момент она чуть было… Она чувствовала себя такой усталой… Нужно было и ей положить локти на стол и рассказать ему правду. Сказать, что она теперь не ест – ну почти не ест, – потому что ее живот набит булыжниками. Что каждое утро, едва открыв глаза, она уже боится задохнуться, подавившись гравием. Что окружающий мир больше не имеет для нее никакого значения и каждый новый день кажется ей неподъемным грузом. И она начинает плакать. Не потому, что ей грустно, а для того, чтобы справиться со всем этим. Слезы – это ведь жидкость, они помогают переварить каменную дрянь, и тогда она снова может дышать.