Что бы ни утверждали взрослые, ты только подливаешь масла в огонь, отвечая на оскорбления словами, когда не можешь ударить: доставала видит, что сумел тебя задеть. Я не собирался развлекать Уинна словесной перепалкой. Директриса пообещала мне «нулевую толерантность», а он вполне мог осуществить ее угрозу насчет «пинка под зад», которым должно было сопровождаться мое отчисление. Этот угрюмый верзила постоянно отирался среди ребят из выпускного класса: они его терпели, потому что, по слухам, он приторговывал бухлом, наркотой и крадеными запчастями. Тем, кто был старше, Уинн не угрожал. Он гнобил только тех, кого считал мелкими и слабыми.

Например, меня.

Места в столовой не закреплялись за старшеклассниками. Заплатив за обед, нужно было очень быстро решить, куда сесть. Последствия неудачного выбора могли оказаться плачевными.

В плохую погоду изгои вроде меня ели за столиками во дворе, а в хорошую, наоборот, оставались в помещении, предоставляя греться на солнышке жлобам вроде Кларка Ричардса (младшего сына предпринимателя, которого мой дед ненавидел) и оторвам вроде его блондинистой подружки Мелоди Доувер.

Ненастные дни выдавались редко. Иногда, конечно, мог пойти дождь или град, порой поднимался сильный ветер или объявляли о возможном торнадо. Но чаще бывало тепло и солнечно, даже зимой. Поэтому обычно мне приходилось обедать в закрытом помещении. Я старался найти безопасное место в конце стола, где не было никого из компании Ричардса или Уинна.

Но если кому-нибудь хотелось поразвлечься, меня находили, несмотря на все мои ухищрения.

Пример первый. Чужой поднос с едой легко «задеть» так, что он перелетит через стол и шмякнется на пол, забрызгав все вокруг. Фокус проделывается с непроницаемым видом, не обязательно даже замедлять шаг.

Узнав это на собственном опыте, я начал брать вместо горячих блюд на подносе воду в бутылках и сомнительной свежести сэндвичи, завернутые в фольгу.

Пример второй. Не знаю, кто изобрел раздевалки со шкафчиками, но только идиоту придет в голову нагромоздить железобетонные конструкции в несколько рядов, которые заслоняют от учителя все, что происходит за ними. Однажды из моей ячейки пропали поношенные кеды и камуфляжные штаны. Я не настолько спятил, чтобы назвать имена воров. Поэтому тренер лишь предложил мне подыскать себе какую-нибудь одежонку в корзине с забытыми вещами. Несло из нее так, будто там кто-то умер и теперь разлагался.

На следующем уроке от меня в буквальном смысле несло дерьмом. Все девчонки морщили носы и пересаживались от меня подальше, а пацаны острили: «Ты воняешь, Максфилд! Скажи своему хозяину, чтобы почаще окатывал тебя из шланга!» – и так далее.

Дома я поспешно сбросил вонючие обноски и сжег их после того, как чуть не сварился под горячим душем.

Заняв у отца пять баксов, я попросил деда по новой сходить со мной в секонд-хенд. Там я откопал почти новые кроссовки, которые стоили семь долларов.

– Смотри, я знаю, где ты живешь, – сказал дедушка, протягивая мне недостающую двушку.

После этого случая я перестал переодеваться перед физкультурой. Тренер Питерсон объявлял мне выговоры, пока не плюнул, поняв, что это бессмысленно.

Уинна мне приходилось терпеть на трех предметах: физкультуре, географии и автомеханике.

– Марш мыть руки! – гаркнул мистер Сильва.

У него был громоподобный голос, заглушавший и шум моторов, и звяканье металлических инструментов, и музыку в стиле кантри, и разговоры, которые обычно сводились к следующим темам: 1) машины и их отдельные части; 2) девушки и их отдельные части.