— В конце сентября наша школа обычно проводит праздник для первоклашек. Мы с ними поставим небольшой спектакль, так дети больше сплотятся и скорее подружатся. Выбором сказки предлагаю заняться вместе.
Шквал вопросов ожидаемо обрушился на голову. А какая сказка, а нужны ли костюмы, а когда праздник, а пустят ли родителей… Отвечала на всё по порядку, в сторону Голицына не смотрела, но его взгляд чувствовала постоянно. Оценивающий. Как будто примиряет на себя, прикидывает, достаточно ли у меня профессионализма для того, чтобы обучать драгоценную дочь. А ещё заметила, что мамочки нет-нет, да и смотрят на него. Но тут не смотреть было сложно: за маленькой партой он казался великаном в стране лилипутов.
Причёска идеальная, мягкие локоны лежат волнами, волосок к волоску. Дорогущий пиджак, даже присматриваться не надо, чтобы оценить примерную стоимость. Я себе такой смогу позволить, если буду жить полгода на одних дошираках. Телефон на столе постоянно вспыхивал оповещениями, но Голицын не отвлекался, внимательно слушал меня. Решилась посмотреть на него к концу собрания. И провалилась в невероятно зелёные глаза — вот они от кого у Насти!
— Прошу записать ваши данные. Полные имя, фамилию, отчество, кем работаете. Если есть ещё один контактный телефон, добавьте. Данные заполняйте и за себя, и за второго родителя.
Родители сосредоточенно засопели, прося друг у друга ручки, начиная заполнять чистые листы. Голицын, конечно, и тут выделился: достал из кожаной сумки серебряную именную ручку. Невольно задержалась взглядом на его пальцах. Длинные, ухоженные, ногти идеальной формы. Ему бы часы рекламировать, очень бы подошло. Может, он этим и занимается?
— Держите. — На стол опустился первый листок. Я невольно нахмурилась:
— Виктор Маркович, маму тоже надо вписать.
— А мамы у нас нет, — просто ответил он, и я душно покраснела. Бестактно спрашивать почему, наверняка история печальная. Теперь стало стыдно за мысли о нём и его вовлеченности в жизнь дочери. Отец-одиночка редкость, почти вымерший вид. Заметила, что мамочки тут же подобрались — одиноких среди них наверняка немало. Из единственного папы на собрании Голицын вмиг превратился в добычу, желанную и близкую.
— На этом, думаю, закончим, — сказала я, собирая листы. — Если остались какие-то вопросы, спрашивайте.
— Можно идти? — первым спросил Голицын. Дождавшись кивка, он моментально поднялся, сухо бросил «до свидания» и на ходу ответил на звонок. Из коридора донёсся его раздражённый голос:
— Я же сказал, что буду занят. Какого хрена ты мне названиваешь?!
Жалость к нему испарилась моментально. Не знаю, с кем он таким тоном разговаривал, но впечатление осталось неприятное. Таких людей насквозь видно: на людях вежливый и спокойный, а на деле тиран и самодур, что в работе, что в личной жизни. Может, и мамы нет потому что ушла, к чему сразу о смерти думать?
Когда за последним родителем закрылась дверь, я облегчённо выдохнула. За окном было солнечно и тепло, там бурлила жизнь, а я тут застряла с данными, которые надо внести в электронный журнал. Итак, Голицын у нас строитель… Не строитель даже, застройщик. Тридцать пять лет, на восемь меня старше. Невольно вспомнила пронзительные зелёные глаза. Красивый он, что тут скрывать. Мама о таком сказала бы: «фактурный». Прямой нос, острые скулы, умный взгляд. На таких мужчин смотришь и в первую очередь думаешь, что фраза «как за каменной стеной» с них написана. Жаль только, что внешность не гарантирует покладистый характер.