Она воткнула носок тапочка в пол, останавливая качели, и подняла брови, нарочито изображая изумление.

— И-и?

— Я тебя люблю, ну ты знаешь. Я люблю тебя все эти годы. Но раньше не решался беспокоить, потому что… Ну ты знаешь. Кто я был? А теперь… теперь всё изменилось, Вика! Мы уедем в Англию. Меня зовут работать. Экспериментировать и преподавать. Условия невозможно шикарные. Жить будешь там, где пожелаешь! Лондон или любой другой город, или деревенька, если хочешь быть ближе… — Тускловцев обвёл рукой пространство зимнего сада. Собеседница ухмыльнулась, но промолчала. Бывший супруг продолжил речь, которую, по всей видимости, неоднократно репетировал: — Пацана твоего возьмём. Ему прямая дорога в Кембридж, не сомневаюсь. Подумай! Старейший университет Великобритании! Вика, одно твоё слово, и я  — счастливейший человек на земле!

— А я? — Вика толкнулась и снова стала раскачиваться.

— Что?  

— Я буду самой несчастной, Костя. Ты вообразил, что жена ушла от тебя, потому что ты работал не в Великобритании, а в России? Не в тех шикарных условиях, а в нашенском заплесневелом институте? — Подождав реакции, Вика перестала качаться, поднялась и встала напротив Тускловцева: — Я полюбила Толю. Всё просто. А ты меня элементарно… — Она хотела сказать «не удовлетворял», но увидев мелькнувший в голубых глазах  испуг, выразилась иначе: — К тебе я охладела.

— Понимаю, — Константин попятился, потирая виски, — это неожиданно. Тебе нужно подумать. Вот что. Уезжаю через месяц. Пока это испытательный срок, но не сомневайся, я его пройду. Мы уже сотрудничали удалённо, я нужен им по всем параметрам. Ты сможешь приехать и через два месяца, и через полгода, когда пожелаешь. Я тебя жду, Вика. Всегда жду. Вот! — Он выхватил из нагрудного кармана пиджака, кстати, очень хорошего, визитку и положил её на полочку, где до этого стояла греческая ваза. — Буду ждать звонка или электронного письма, или сообщения в любой социальной сети. Да свидания.

Вика проследила, как исчезает за разноцветной дверью поджарая фигура бывшего мужа, и потянулась за карточкой. Бумага качественная. Похоже, в самом деле, карьера Тускловцева на подъёме. Вернула визитку на место, отряхнула пальцы и усмехнулась:

— Предложение он мне делать приехал! Умный ведь человек… а дурак.

Вот — вещь. Бросишь её, походя, небрежно, оставишь и забудешь, а она лежит, ждёт своего часа. Покорные обстоятельствам вещи — важные или пустячные — могут однажды попасться на глаза и изменить жизнь владельца. Впрочем, могут и не попасться, а угодить в урну благодаря старательности черноглазой скуластенькой работницы. Визитке Тускловцева это не грозило: Муза редко заглядывала в зимний сад, с пылью тут боролись утренние искусственные туманы и специальные фильтры очитки воздуха, а ей хватало забот в доме.

— Виктория Максимовна! — послышался певучий голос Музы. — Кашка пшённая из печи! Позавтракаете?

Пройдя в столовую, Вика сполоснула руки в крошечном умывальнике, притулившемся у входа, и села за стол. Муза поставила перед ней тарелку с золотистой, украшенной карамельной плёнкой и жёлтым глазком сливочного масла кашей. «Печью» домработница называла электрическую духовку, которую собственноручно уставила кирпичами. Этот нехитрый приём позволял прогревать горшочек с пшёнкой так, словно он действительно томился в русской печке. Получалось необыкновенно вкусно, и Вика успела полюбить это блюдо больше других.

— Что это он укатил так быстро? — любопытствовала Муза, ставя перед хозяйкой большую чашку какао. — Я кофе ему предлагала, так отказался. Спешу, говорит. — Она продолжала торчать рядом, наблюдая, как хозяйка вдыхает шоколадный аромат напитка и делает большой глоток. Чуть помедлив, спросила: — Это Анатолия Сергеевича знакомый?