— С ума сойти… — мне вдруг стало так противно, будто наступил во что-то липкое и зловонное.

Мать попыталась схватить меня за плечо, но я отшатнулся. Ее рука, протянутая ко мне, упала безжизненной плетью.

— Прости, Платон! — тихо всхлипнула мама. — Я знаю, как это все ужасно звучит!

Ее губы затряслись, а в глазах полыхнула обреченность. Внезапную брезгливость, завладевшую мной, тут же вытеснила жалость. И любовь — огромная, всепоглощающая.

— Клянусь, я ни с кем не собиралась делиться этой тайной, — выпалила мама. — Я собиралась унести ее в могилу, но теперь это невозможно.

— Почему? Почему невозможно?

Я представил, что станет с отцом, если он все узнает: о предательстве любимой, о Матвее, о лжи, в которой жил десятилетия. В груди защемило. Черт! У отца слабое сердце, он только-только отошел от предынфарктного состояния, и ему противопоказаны любые потрясения.

На мгновение мне захотелось схватить мать за плечи и встряхнуть. Но я справился с подступившим гневом. Сухо спросил:

— Почему ты не можешь дальше хранить свою постыдную тайну?

— Из-за Матвея.

— А он-то тут при чем?

— Вчера он выложил в Инстаграм фотографию с девушкой. Подписал — «моя муза».

— И что?

— Он отметил эту девушку. Ее зовут Мия Пальма. Она дочь того самого художника, с которым я изменила твоему отцу.

2. Глава 2. Платон

Мне понадобилась почти минута, чтобы сообразить, к чему клонит мать. Во рту пересохло.

— Ты боишься, что у Матвея и этой девушки отношения?

Мама вздрогнула, едва уловимо мотнула головой.

— Я вчера говорила с Матвеем по телефону. Отношений пока нет, но твой брат влюблен и рассчитывает на взаимность. Пока он только добивается расположения Мии, так что у нас еще есть время его остановить. — Ее голос окреп, налился металлом. — Ты ведь понимаешь, что нельзя допустить отношений между братом и сестрой?

— Понимаю. Тебе нужно немедленно поговорить с Матвеем и все ему рассказать.

— Я не могу, Платон. Не могу.

— Почему?

— Как будто ты не знаешь, что твой брат — идиот! — нервно вскрикнула мать. — Он немедленно расскажет все Саше. Они же на ножах. Матвей будет рад уязвить отца вскрывшейся правдой. И, конечно, тут же подаст в суд на оспаривание отцовства.

Я не мог с ней не согласиться. Сколько отец и Матвей не разговаривают? Год? Больше?  В свое время я невольно стал свидетелем скандала, превратившего их отношения в руины.

В тот день ничего не предвещало беды. Отец немного приболел, потому работал удаленно. Я решил завезти ему кое-какие документы на подпись. Как только переступил порог родительского дома, услышал крики. Мать куда-то уехала, и папа решил воспользоваться моментом, чтобы закатить Матвею трепку. Они, конечно, и раньше цапались, но в тот раз было что-то фееричное. Казалось, даже стены сотрясаются от криков.

Я поднялся в кабинет отца и попытался разрядить обстановку:

— Что за сыр-бор? Бейте уже друг другу морды, хватит расходовать лексический запас.

Отец проигнорировал шутку, скривился. Когда я уселся в кресло, он тоже сел и скорбно констатировал:

— Твоего брата выперли из университета. Оказывается, в этом семестре он не посетил ни одного семинара, не появился ни на одном экзамене.

— Серьезно? — я повернулся к Матвею, стоящему у окна с отсутствующим видом. — А чего так?

— Поверь, у меня были дела поинтересней, — ответил брат.

— Щенок, безмозглый щенок! — Отец демонстративно закатил глаза. — Как же я уже задолбался разгребать после тебя дерьмо!

— Так и не разгребай.

— В этот раз не стану. Завтра ты сам поедешь в университет и будешь узнавать, как можно восстановиться.