Она опустила взгляд на его ноги. Он тоже. Девушка была в носках причудливой расцветки.

— Что ты здесь забыл? — Даниэла постаралась не зацикливаться на ускорившемся сердцебиении. Стиснула пальцы в кулачки и спрятала руки в карманах худи. Ей не нравился этот его взгляд. Совсем. Там не было насмешки или злости. Это что-то другое. То, от чего по хребту начинают бегать мурашки. Равнодушие и что-то ещё. Непроницаемость. Хладнокровие. Так смотрит маньяк на жертву, бьющуюся в конвульсиях.

Она с сожалением взглянула на его кроссовки, которыми он топтался по ковру. Она не ходит здесь в обуви! Даже зимой! По её просьбе отец распорядился заменить здесь полы на тёплые. А этот...

— Я поздороваться зашёл. Ты против? — остановился возле стола и провёл по нему кончиками пальцев, собирая пыль и опилки.

— Против. Тебе здесь не рады, — поборола желание отвернуться от него. Нельзя поворачиваться к нему спиной. Не смей, Дани.

— А твоя мать была мне очень рада. Даже дорогу к тебе указала, — растёр по пальцам пыль и снова осмотрелся, — неплохое гнездо. Прячешься здесь?

— Не обольщайся, — фыркнула и снова покосилась на его ноги, — сойди с ковра.

— Что? — взглянул на неё так, будто она ляпнула какую-то ересь, — зачем?

— Потому что он чистый! Я хожу по нему босиком!

Это же было так очевидно! Что за кретин?! Он специально это делает!

— Окей, — кивнул и сошёл с ковра. Она почти выдохнула с облегчением, но не успела. Потому что лёгкость сменилась очередным ударом под дых, когда он просто скинул кроссовки со своих ног и снова подошёл к столу.

— Ты... — проглотила нарастающий ком в горле, — ты издеваешься? Я сказала: убирайся! А не будь как дома!

Она на мгновение закрыла глаза, чувствуя, что терпение вот-вот лопнет. Лопнет? И что дальше? Именно сейчас она пыталась отогнать от себя мысль, что ничего не поменялось. Она стала взрослее. Но не сильнее. Увы. А ведь так хотелось в это верить.

— Чем ты тут занимаешься? — проигнорировал её выпад. Он настоящий профи в пренебрежении к чувствам и желаниям окружающих.

— Не твоё дело, — нервничала сильнее с каждым его движением. Ей не нравилось, что он трогал её вещи. Словно оставляя ядовитые метки на всём, к чему прикасается, — не трогай мои вещи.

— Эти? — он взял со стола оставленный ею телефон.

— Положи! — взгляд Даниэлы переместился от тёмных глаз к своему мобильному, дисплей которого тут же загорелся, когда Гордеев взял его в свои руки.

— Да, ладно тебе, — отмахнулся от девушки и посмотрел на экран. Увидел там Муху в обнимку с каким-то типом. И... ему это не понравилось. Словно его игрушку кто-то без спроса забрал себе, — кто это? Твой Витя, который тогда за тобой не приехал? — вспомнил о каком-то Вите, про которого в тот дождливый день спрашивала Аня.

— Верни! — сделала шаг к нему и тут же притормозила. Она не хотела сдаваться. Расправила плечи и задрала голову выше, — у тебя совсем совести нет?

— Совести? Что это? — улыбнулся ей своей надменной улыбкой и провёл по экрану пальцем. Телефон тут же разблокировался, — ты не предусмотрительна, Муха. Знаешь об этом? Кто в наши дни оставляет телефон без блокировки? А если потеряешь?

— Верни мне его! — крикнула, когда он и дальше продолжил пялиться на дисплей и тыкать пальцами по нему, — верни!

Не сдержавшись, кинулась к нему в безуспешной попытке схватить то, до чего ей не дано было дотянуться. Гордеев поднял руку, полностью вытягивая её, и лишая девушку каких-либо шансов.

— Остынь, Муха, — рассмеялся, глядя на её потуги.

Даниэла почти зарычала от злости. Невольно раздула от ярости ноздри, когда он задрал голову, чтобы самому видеть телефон, и открыл галерею. Перед глазами запестрели десятки маленьких иконок.