Вскоре мы открыли свою клинику. Разумеется, ее возглавил Михаил, которому принадлежала идея ее создания. Он же закупал для нее оборудование и необходимые инструменты, договаривался с лучшими аптекарями о поставке лекарств.
А я стал главным врачом этой клиники, имевшим под своим началом нескольких опытных подлекарей. Подобное возвышение могло бы показаться чудом. Однако за годы учебы в Геттингене я перестал верить в чудеса. Это – удел не образованных людей, а простолюдинов. Хотя и они говорят: под лежачий камень вода не течет. Человек сам выбирает и творит свою судьбу. И пример тому – моя жизнь. Сын бедного лекаря достиг таких высот, о которых не смел и мечтать. И все сам, своим трудом, без всяких чудес.
Так я гнал прочь мысли о чуде, не слыша, как оно робко стучит в наглухо запертые двери моего сердца… осмотреть больную, чиновник, деликатно сославшись на срочное дело, оставил нас наедине. Тут-то старушка и задала мне вопрос, который испокон веков задают нам пациенты:
– Скажите, господин доктор, я буду жить?
И не успел я ответить, что если она будет регулярно принимать лекарства, то ей станет намного лучше и прогрессирование болезни замедлится на долгие годы, как больная со вздохом промолвила:
– Как же тогда Феденька-то без меня останется?.. Я не за себя боюсь – за него. Он ведь у меня Богоданный сынок… мне его Ксеньюшка послала.
– Как это – послала? – спросил я.
Мне казалось странным, что эта женщина, мать высокопоставленного чиновника, разделяет веру простолюдинов в чудеса, которые якобы творит нищая Ксения. Но почему она в них верит?
– Да, мне его Ксеньюшка послала, – ничтоже сумняся повторила старушка, словно желая убедить меня в том, что я не ослышался. – Дело давнее, только я это помню так, словно вчера все случилось. Сижу я как-то раз, штопаю чулок. И тут прибегает ко мне Ксения и говорит: «Вот ты тут сидишь, чулки штопаешь, а Бог тебе сына послал. Беги скорее на Смоленское кладбище!»
А у нее ведь каждое слово со смыслом. Бросила я штопку, побежала на Смоленское кладбище. Гляжу, посреди улицы тьма-тьмущая народа стоит, кричат да охают, а что творится – непонятно. Пробралась я сквозь толпу – гляжу, лежит молодая женщина, вся в крови… извозчик ее насмерть задавил… а рядом с ней ребеночек новорожденный копошится и пищит! Ах ты, бедный – едва родился, а уж сиротка! Вот он и стал моим Богоданным сыночком: у женщины той родни не сыскалось, и взяла я его к себе и воспитала как родного. Как же он меня любит, мой Феденька… я ведь его не случайно так назвала: мне его Господь послал да Ксеньюшка. Вот ведь Божия угодница! Я ведь ее сколько лет знаю…
Похоже, старушке хотелось поговорить со мной. И я решил не прерывать ее. Пусть выговорится – тогда ей станет намного легче. А я послушаю… Любопытно, что она еще расскажет об этой Ксении?
– Я ведь ее лучше всех знаю, – глубокомысленно промолвила старушка. – Как-никак мы с ней в одном доме жили: они в одной половине, а я в другой. Только, как случилась с ее мужем та беда, пришла она ко мне в его полковничьем мундире, сапогах и шляпе и говорит: «Вот что, Прасковьюшка, бери-ка ты себе мою половину дома. Да не за деньги – даром. Только и ты бедных людей к себе даром жить пускай. А все остальное я сегодня же раздам, а деньги в церковь снесу: пускай молятся об упокоении души рабы Божией Ксении». Я только руками всплеснула: «Что ты, Ксеньюшка! Опомнись! Как же ты жить-то будешь?» А она мне в ответ: «Господь и птиц небесных питает, а я их не хуже. Прокормит и меня». Грешна, решила я поначалу, будто она с горя умом повредилась и сама не ведает, что творит себе на погибель. Спасать ее надо, только как? Побежала я к родне ее мужа, прошу, чтобы уговорили они Ксению не раздавать свое добро или к докторам ее свезли! Ведь пропадет бедная! Лечить ее надо, пока не поздно!