Юмор юмором, конечно, но что в следственном изоляторе было поставлено на уровне, так это гигиена. Регулярная уборка силами заключенных под надзором сотрудников плюс систематическое использование дезинфицирующих заклинаний сбоев не давали.

Очищающие чары, проходя сквозь людей, находящихся в помещении, ежедневно дарили несколько неприятных минут, оставляя ощущение какой-то подкожной сухости и дискомфорта, быстро сходящего на нет. Зато у инфекций, легко возникающих в местах высокой скученности людей, не было шансов.

А что волосы и кожа испортились… Скажем прямо — это нынче наименьшая из моих проблем.

...может быть, если как следует порыться в доме и в оранжерее, удастся состряпать что-нибудь подходящее из подручных средств.

Опомнившись, я горько усмехнулась собственным мыслям — ну надо же, трех дней не прошло, как вышла под надзор, до свободы еще дорогу грызть и грызть, а мысли уже о женском, мирном.

Ванная отобрала у меня три часа, и, погрузившись с головой в работу, я пропустила момент, когда мой надзиратель (с полной безответственностью игнорирующий свои, собственно, надзирательские обязанности) уехал. И спохватилась только ближе к обеду.

Кофе, выпитый за завтраком, давно забылся, и организм недвусмысленно намекал, что ему неплохо бы предложить полноценный обед. В животе поселилось знакомое сосущее чувство. Я прислушалась к нему, решая, чего я хочу больше — есть или осмотреться на местности. Выйти на улицу, без сопровождения и конвоя — туда, где нет стен, где над головой солнце и небо...

Пожалуй, обед все же подождет.

Что там он говорил утром? Ужин, вещи, хлеб?

Кажется, его план придется подкорректировать. Ничего не имею против ужина и хлеба — но прежде, чем раскладывать вещи, неплохо бы разобраться с тем, куда их класть.

Но сначала — разведка.

Платье, купленное в торговой галерее, закрывало браслеты и сидело здорово — пусть и не сшитое на заказ, но отлично подобранное по размеру, деньги обнаружились там, где светлый и сказал — и магическая защита беспрепятственно выпустила меня за порог. И не знаю, отчего — но в голове было пусто и звонко, на сердце неприлично радостно, а в ногах легко.

Уизел-холл, утопленный вглубь участка, остался за спиной. Я повертела головой. Слева и справа, насколько хватало обзора, виднелись такие же солидные ограды: кованка, литье, пики наверший и декоративные накладки, сквозь которые виднелись дома, каждый — сердце участка. Приличный район с солидными особняками, и соседские, на первый взгляд, выглядели вполне ухоженными, не заброшенными, как наш.

То есть, Тернерский.

Через дорогу особняков не было — там, сквозь металлическое кружево старой ограды, просматривались клены и самшиты одного из городских парков.

Я повертела головой, стоя на тротуаре. Пара кварталов направо, верно?

Через пару кварталов направо по улице оказался, впрочем, не магазин, а целая небольшая торговая площадь. Округлая, застроенная по краям лавками и магазинчиками, озелененная и уютная. До торговых галерей в центре города ей, конечно, было далеко — но и оскорбительного «магазин через два квартала направо», брошенного Мэттом Тернером, она не заслуживала.

В ряду магазинчиков, кроме того, в который меня, собственно, и отправили — со свежей выпечкой — приткнулась еще и лавка мясника, зеленщик, сапожная мастерская и…

Я было скользнула взглядом мимо, но вернулась, зацепившись за вывеску «Бакалея матушки Фру». Серая ванная взывала к моему чувству прекрасного, а ноющие руки к улучшению условий труда. Поэтому я пересекла площадь и толкнула тяжелую дверь с большим матовым стеклом. Мелодично тренькнул задетый колокольчик, а женщина за прилавком —  высокая, с приятным округлым лицом — тут же расплылась мне навстречу улыбкой.