Выйдя из кафе, они, не сговариваясь, свернули на какую-то улицу, потом в переулок, потом оказались в дворике, заросшем кустами акаций. Иван вдруг резко остановился и повернулся к Даше. Его лицо уже не было мягким и излучающим тепло. Оно напряглось и перекосилось.

– Что, Ванечка? – спросила она и протянула руку к его лицу, чтобы убрать эту косую нехорошую полуулыбку. – Что-о-о…

Он схватил Дашу за эту руку и притянул к себе. Только это и было ей сейчас нужно. Как хорошо, что он это понял. Даша обхватила его за шею, и они начали целоваться, страстно, сильно, чуть не клацая друг о друга зубами и ломая в объятиях.

– Гляди, совсем охренели, старперы! – Даша услышала лающий подростковый смех и, вырвавшись из лукьяновских объятий, обернулась. Широко расставив ноги в огромных кроссовках, на спинке соседней скамейки сидели и с большим интересом смотрели на них два парня лет по шестнадцати с банками пива в руках и в наушниках, сдвинутых на затылки. Машинально поправив растрепавшиеся волосы, Даша бросилась прочь из дворика с акациями. Она отдышалась лишь оказавшись на оживленной улице, где уже никому не было дела до них с Ваней. В полном изнеможении Даша прислонилась к прозрачной пластиковой стенке автобусной остановки. Перед ней стоял Лукьянов и внимательно смотрел в глаза.

– И что теперь? – спросил он.

Она лишь безвольно покачала головой. Что она ему может сказать? Ничего! Что они могут с ним сделать? Ничего! У Даши – Митя и Юлька, у Вани – сыновья и жена. Судя по всему, у Лукьянова тоже не все в порядке с личной жизнью, но ни он, ни Даша уже не в силах что-либо изменить. Они оба в плену обстоятельств. И только Даша во всем виновата. Одна.

– Мы должны встретиться еще раз, – сказал он.

– Зачем? – спросила она.

– Ты знаешь, зачем.

– Нет.

– Да!

Ваня подошел к ней ближе и очень тихо произнес:

– Я не преставал любить тебя, Даша…

– Нет!! – выкрикнула она так громко, что к ним повернули головы сразу все, кто стоял на остановке.

Лукьянов взял ее под руку и повел прочь от любопытных глаз. На людной питерской улице скрыться было абсолютно некуда, но Даша уже и не хотела скрываться. Она уже желала только одного: чтобы он поскорее ушел, потому что если он будет находиться рядом дольше, то она потом вынуждена будет броситься под автобус или вниз головой под электричку метрополитена. Непонятно каким образом, но они и оказались в метро. Конечно же, Лукьянов не дал Даше сигануть под поезд, да она и не пыталась. Не делать же это у него на глазах!

Они ехали в вагоне, прижатые толпой к стеклянным дверям. Ваня дышал ей в ухо, потом поцеловал в висок, и Даша опять не выдержала. Она положила голову ему на грудь, вдыхая такой знакомый и одновременно новый его запах. Пусть хоть миг – да будет Дашин!

Возле подъезда дома, где проживало семейство Архиповых, они остановились.

– Я пойду, – сказала она, не глядя на Ивана.

Он все же зашел за ней в подъезд, и они опять принялись целоваться на черной грязной лестнице, которой жильцы пользовались только в том случае, если не работал лифт.

– Все, все, Ваня… – отстранилась от него она. – Нельзя так… нельзя… это неправильно…

Лукьянов порылся в кармане легкой летней куртки, вытащил оттуда свою визитку и подал Даше.

– Тут номер моего мобильника. Позвони… Я буду ждать… – Больше не сказав ни слова, он сбежал вниз с площадки черной лестницы и скрылся за дверью.

Даша опустилась на грязную ступеньку. Ее не держали ноги. Что она наделала? Зачем позволила себя целовать? Она преступница! Митя ей верит, а она… А она сейчас возьмет и порвет эту визитку на мелкие клочки! Она – замужняя женщина и не станет перезваниваться с посторонними мужчинами! Она больше не позволит себя целовать никому, кроме Мити… А о Лукьянове забудет! Она же почти не вспоминала о Ване все эти годы! И чего вдруг накатило? Ах да… Это ведь только из-за того, что она разлюбила Митю. Так она могла бы и Лукьянова разлюбить, если бы они с ним поженились. Может быть, Ваня пьет чай еще противнее, чем Митя… Нет… Он же пил при ней кофе в кафе. Но она не смотрела, как он его пьет. Ей было все равно. Ей было важно только одно: что он рядом.