Политрук Федор Кольцов всем телом вжимался в стенку низенького оврага. Он тяжело дышал и ловил себя на мысли, что громкие и частые удары его сердца слышны не только ему, но еще и всем, кто мог в это время находиться с ним в одном лесу. То и дело он приподнимался и осматривался вокруг, но не найдя ничего, снова опускался и ложился грудью на холодную и влажную землю. Правая рука политрука крепко сжимала «Наган». Левой он облокачивался на траву и снова приподнимал голову для контроля обстановки. Но сколько он не проделывал это, густые заросли леса не выдавали ему абсолютно ничего и только доносившиеся до него страшные звуки, давали понять, что где-то впереди все еще продолжается некое огненное действие, участником которого он только что был.
Издали то и дело раздавались трели пулеметов и одиночные винтовочные выстрелы. Кто-то громко вскрикнул. Снова забил пулемет. Потом еще и еще. Громыхнул взрыв. Резким свободной движение руки политрук сдернул со лба фуражку, сдвинув ее на затылок и, быстро стянул пальцами пот к виску. Он нахмурился и крепко сжал веки, отмечая для себя, что слышит удары только немецких пулеметов, а в ответ им лишь изредка стучат одиночные выстрелы родных трехлинеек, интервалы между которыми становятся все больше и больше.
– Ну, где же все, где все? Как бездарно, как бездарно! Все коту под хвост! – Кольцов говорил полушепотом, почти про себя. – Ну, как же так! Опять как прошлым летом началось. Теперь и тут, под Харьковом! – он уткнулся лбом в нарукавную звезду политработника на гимнастерке, потом перевернулся на спину и пустым взглядом влажных глаз уставился в просвет неба между верхушками деревьев.
Где-то за лесом уже несколько минут не слышались выстрелы. Наступила тишина и, вдруг она была прервана звуками быстрых шагов и частого дыхания двух человек. Федор дернулся, приподнял голову и повернулся в ту сторону, откуда послышалось движение. Справа от него, метрах в двадцати, появились фигуры бегущих. Политрук мгновенно оценил обстановку, вскочил на ноги и, рывком выпрыгнул из своего укрытия:
– А ну стой, кто идет! – громко крикнул он, направляя «Наган» в сторону тут же остановившихся людей. – Брось оружие. Кто такие? Документы. Быстро!
Фигуры повернулись в сторону Кольцова. Один и них положил на землю винтовку и медленно поднял руки вверх. Другой был без оружия, присел на одно колено и обернулся в сторону, откуда бежал и тоже поднял вверх руки.
– Да свои мы, товарищ политрук, – сказал первый, – я из второй роты. Я вас знаю. Вы с нашим политруком товарищем Тимаковым дружите. На той неделе к нам в роту приходили, вместе политзанятие вели, «Красную звезду» нам зачитывали. Помните?
Федор сузил глаза, внимательно разглядывая стоящего перед ним с поднятыми руками солдата, перевел взгляд на второго:
– Документы, я сказал! – почти взревел о, заставляя их быть расторопнее.
Две пары глаз испуганно смотрели на политрука. Первый боец быстрыми движениями рук вскрыл нагрудный карман гимнастерки, достал из него красноармейскую книжку и комсомольский билет, сложенные вместе. Глядя на реакцию Кольцова, он начал протягивать их ему.
– Положите на землю, пять шагов назад, – Федор смотрел на второго.
Если первый выглядел как обычный пехотинец, полностью укомплектованный всем солдатским скарбом, имел при себе винтовку со штыком, а на голове стальная каска, на поясе подсумки, зачехленная малая саперная лопатка, то второй был ни чем не вооружен и, даже ничего не имел при себе. Одет он был в грязный замасленный и закопченный комбинезон танкиста и шлем на голове. Ни вещмешка, ни скатки, ни подсумков, ни фляжки с водой. Только ремень на поясе с воткнутой под него суконной рукавицей, вероятно носимой для выполнения каких-либо работ при обслуживании танка.