В аэропорту Лера с невероятным удовольствием скинула тёплый пуховик и вынула лёгкое пальто. В Риме ждала приятная осенняя температура, плюс двенадцать. Ледяной апокалипсис для аборигенов и семечки для коренной москвички.
После мучительных проверок, снятия обуви, многочисленных рамок металлоискателей и паспортного контроля девушку наконец-то пустили в самолёт. Лера много летала по работе. В частности – в Рим. Но никогда ещё она не делала этого для собственного удовольствия. Надо признать, это сильно скрашивало более чем пятичасовой перелёт и прибавляло вкуса отвратительной самолётной еде и не менее отвратительному чаю.
Через пять часов в иллюминаторе наконец показался город. Маленькие коричневато-бежевые домики, почти правильными рядами расставленные по долине, почему-то напомнили Лере нарезанную кубиками сливочную помадку, что продавалась в магазинчике недалеко от её дома. Из динамиков раздалось стандартное приветствие:
– Signore e signori. Per favore, prendete i vostri posti e allacciate le cinture. Arriviamo all'aeroporto di Fiumicino-Leonardo Da Vinci. Grazie.[i]
Лера нетерпеливо смотрела на приморский городок, над которым кружил самолёт. Благополучно преодолев все стандартные «Buona sera! Qual è lo scopo della sua visita in Italia[ii]?», она наконец ввалилась со своим огромным чемоданом в экспресс «Леонардо Да Винчи», который должен был за полчаса доставить её до центра Рима.
Всё казалось Лере нереальным. Люди вокруг громко болтали по-итальянски, непривычно часто улыбались и много жестикулировали. Именно эта непринуждённая весёлая толпа, так непохожая на угрюмых москвичей, и заставила Леру наконец ощутить, что она далеко от дома. Здесь всё немного незнакомо. Все люди – новые. И абсолютно ничто не напоминало о привычной жизни. И это расслабляло.
Будто Лера убегала от чего-то и, наконец, смогла вырваться. С каждым новым километром какое-то незримое напряжение отпускало девушку, и на её лице расцвела лёгкая улыбка. Она сама не заметила, как расправила плечи и выпрямилась.
Добраться до Тестаччо, где Лера и забронировала номер, было нетрудно. Правда, Лера успела несколько раз проститься с жизнью, пока сумасшедший, как и все римские водители, таксист с дрифтами и запрещёнными разворотами мчал её по улицам древнего города.
Больше всего Леру беспокоил тот факт, что большую часть пути таксист сидел, развернувшись к ней лицом, непрестанно размахивая правой рукой и тягуче сюсюкая: «Che bella ragazza[iii]!» – во всех возможных вариантах. Так что, единственным человеком, кто смотрел на дорогу, была сама Лера.
Только когда Лерины глаза становились совсем уж круглыми от ужаса, водитель нехотя поворачивался прямо по курсу, чтобы дёрнуть руль, взмахнуть рукой в открытое окно и проорать: «Сhi ti ha insegnato a guidare?!»[iv] Затем всё повторялось. Лера была, как никогда, рада, что Рим в два раза меньше Москвы. Более длительной поездки нервы девушки могли и не выдержать.
Рим встретил её теплом. Лера хихикала над кутающимися в пуховики местными жителями. Самой ей хватило лёгкого пальто. Прохожие смотрели на неё недоумённо, мол, совсем обалдели эти turisti ходить голышом в такой мороз.
В отель Лера ступала с серьёзной миной russo turisto, но как только девушка сунула портье чаевые и закрыла дверь, вся напускная серьёзность слетела с неё. Лера с девчачьим визгом разбежалась и прыгнула в кровать, чтобы с задушенным хохотом закопаться в подушки и одеяла. Устав беситься, она подошла к окну, открыла его настежь, перегнувшись через широкий подоконник, и полной грудью втянула свежий воздух свободы.