Только тут Эдик сообразил, что мужик, которого он недавно мутузил, – начальник медицинской службы полка. Вот же сволочь! Но и Ирка тоже хороша! Даже если не врет насчет того, что овладел без согласия, то как она все-таки страстно с ним предавалась греху!..

Супруга пылко и послушно ублажала окровавленного Эдика (во время выброса с балкона начмеда он сам хорошенько поцарапался и перепачкался кровью соперника), в перерывах умоляла простить и понять. Обманутый муж несколько часов терзал утомленное тело женщины.

В перерывах капитан горько плакал и легонько колотил ее: слегка душил, слегка тузил, давал пощечины. Отомстил четыре раза подряд, пятый заход сделать не успел, хотя запал не угас. Помешали. Как раз в момент, когда Громобоев возбуждался и пристраивался в пятый раз, дверь в квартиру под мощным ударом хрустнула и замок сломался. В распахнувшуюся настежь дверь с криками ворвались неизвестные люди. Спустя считаные секунды на Эдуарда навалились трое мужчин. Почему-то они были в белых одеждах. Кто такие? Херувимы или серафимы? Откуда эти призраки? С неба спустились? Если это врачи, то кто больной? Вроде бы бдительными гражданами должна быть вызвана милиция…

Белохалатники налетели профессионально, со знанием дела: умело опутали руки и ноги и понесли на выход. Таинственные налетчики в белых одеждах действительно выглядели нереально, словно ангелы. Архангелы, блин!

Эдик попытался хотя бы кусаться, поэтому под самый финал неравной схватки получил крепкий удар кулаком по голове и вырубился…

Когда Громобоев очнулся и открыл глаза, то увидел над собой серо-зеленую крышу военной «таблетки». Попытался пошевелиться, но руки и ноги были крепко связаны. Скосил глаз – вдоль борта на лавке, помимо санитаров, в машине сидят и побитый начмед капитан Лаптюк, и начальник политотдела полка Орлович.

«Вот сволочи! – мысленно ругнулся Эдик. – Они что, сговорились? Интересно, какую пакость они задумали? – мелькали мысли. – Эх, освободить бы хоть одну руку от пут, я бы им зубы пересчитал…»

Это желание было последним, и сознание вновь затуманилось, потому что врач вколол ему в бедро какое-то сильно-действующее лекарство. Все вокруг поплыло, стены и крыша машины закрутились, глаза закрылись, и сознание ушло в туманную пелену.

Следующее пробуждение оказалось более болезненным – тело ломило, голова буквально раскалывалась. Эдуард скосил глаза, огляделся и понял, что находится в больничной палате, руки и ноги привязаны уже к широкой кровати и сам он одет в серую казенную пижаму. Зажмурился и вновь открыл глаза: под потолком горела тусклая лампочка, освещавшая серо-белое госпитальное помещение. За дверью бубнили голоса начмеда и замполита полка, слышно было, как эти негодяи умоляли местного врача принять срочные меры к алкоголику, шизофренику и психопату капитану Громобоеву, который ни за что ни про что избил жестоко капитана Лаптюка, длительное время издевался над своей женой…

– Какова причина нервного срыва? – уточнял кто-то невидимый.

– Алкоголь и старая военная травма.

– И контузия, полученная в Афганистане…

Злоумышленники в два голоса настойчиво уверяли госпитального доктора в верно поставленном диагнозе, врач в ответ что-то невнятно бормотал.

Больше Эдик ничего не услышал. В палату вошел хмурый здоровяк-санитар, вколол ему в бедро какую-то гадость, и пациент Громобоев опять провалился в глубокий сон.

Утром Эдуарда развязали под обещание не буянить (а он и раньше не буянил), затем сводили на утренний моцион. Вначале была осуществлена экзекуция помывки под жесткими холодными струями из большого шланга, почти брандспойта, потом запустили в обычный душ и наконец проводили на завтрак.