Я убрал оружие в кобуру, а обойму сунул в карман пиджака.

– А разрешения у вас есть? – спросил Бруссард.

– В бумажниках, непросроченные, – сказала Энджи.

Пул и Бруссард ухмыльнулись, глядя друг на друга, потом уставились на нас. Мы достали разрешения и положили на капот. Пул мельком взглянул на них и вернул.

– Постоянных клиентов опрашивать будем, Пул?

Пул посмотрел на Бруссарда:

– Есть хочется.

– Я бы тоже поел, – кивнул тот.

Пул вопросительно взглянул на нас:

– Проголодались?

– Да не особенно.

– Ничего. Там, куда мы собрались, – сказал Пул, аккуратно беря меня под локоть, – жратва все равно омерзительная. Зато вода изумительная. Лучшая во всей округе. Прямо из-под крана.

«У Виктории» в Роксбери кормили просто превосходно. Ник Рафтопулос заказал свиные отбивные, Реми Бруссард – клубный сэндвич. Мы попросили кофе.

– Так вы ни к чему и не пришли? – спросила Энджи.

Пул обмакнул свинину в яблочный соус.

– По правде говоря, ни к чему.

Бруссард утер рот салфеткой.

– Нам не приходилось работать с делами, которые бы так долго оставались у всех на виду и при этом не закончились бы плохо.

– Думаете, Хелен не имеет отношения к делу? – спросил я.

– Сначала думали, имеет, – сказал Пул. – Была у меня гипотеза, что она продала ребенка или что наркодилер, которому она задолжала, похитил девочку.

– И что вас заставило отказаться от этой гипотезы?

Пул пожевал и подтолкнул локтем Бруссарда, прося ответить.

– Полиграф. Она прошла испытание. Кроме того, посмотрите на этого детектива, уплетающего свиные отбивные, посмотрите на меня. Нас нелегко обмануть, если мы работаем над кем-то вместе. Хелен врет, но, не поймите меня неправильно, не по поводу исчезновения дочери. Она действительно не знает, что случилось.

– А как насчет места, где она находилась в ночь исчезновения Аманды?

Сэндвич застыл в воздухе на полпути ко рту Реми.

– А что?

– Вы верите тому, что она рассказала журналистам? – спросила Энджи.

– А что, есть основания не верить? – спросил Пул и запустил вилку в яблочный соус.

– Большой Дейв рассказал совсем другую историю.

Пул откинулся на спинку стула и стряхнул с рук крошки.

– И какую же?

– Так вы поверили тому, что рассказала Хелен, или не поверили? – спросила Энджи.

– Поверили, но не совсем, – сказал Бруссард. – Полиграф показал, что она была с Дотти, но, возможно, не в ее квартире. Проверяли несколько раз, результат один и тот же.

– А где она была? – спросил Пул.

– По словам Дейва, в «Филмо».

Они переглянулись и снова посмотрели на нас.

– Итак, – медленно произнес Бруссард, – она нам лапши навешала.

– Не хотела испортить себе пятнадцать секунд, – сказал Пул.

– Что за пятнадцать секунд? – не понял я.

– В лучах славы, – сказал Пул. – Раньше это время измеряли минутами, теперь секундами. – Он вздохнул. – Играет на телевидении роль безутешной матери в красивом голубом платье. Помните бразильянку в Олстоне, у которой мальчик пропал восемь месяцев назад?

– Так и не нашли, – кивнула Энджи.

– Верно. Штука в том, что та мать была темнокожая, одевалась плохо, цепенела перед камерами. Через некоторое время публике стало решительно наплевать на ее пропавшего сына, так мамаша всех достала.

– Но Хелен Маккриди, – сказал Бруссард, – белая. Ухоженная, хорошо смотрится на экране. Может, и не звезда первой величины, но женщина миловидная.

– Ничего подобного, – сказала Энджи.

– Живьем? – Бруссард покачал головой. – Живьем она миловидна, как лобковая вошь. Но на экране, в интервью на пятнадцать секунд… Ее охотно снимают, и публика ее любит. Она оставила ребенка одного почти на четыре часа, это вызывает определенное возмущение, но люди говорят: «Проявите же снисходительность, каждый может совершить ошибку».