– А ты напиши ещё: «Всем классом в литературу!»
– Ладно, не поддевай, – отмахнулся он, – я ж только для заработка. Для души я тоже делаю, давно строгаю одну вещь, но, – он постучал костяшками пальцев по перилам крыльца, – тьфу-тьфу, не сглазить, не буду разглашать.
Катание шаров
После завтрака он всё-таки затащил меня в пустую биллиардную. И я согласился сгонять партию. Проклинал себя: нарушаю запрет учителя, но и оправдывался перед собой: всё равно же не пишется. И надо же акклиматизироваться.
Сергей меня, конечно, обстукал. Хотя к концу партии мои руки и глаза, наверное, вспомнили, как, бывало, игрывал в клубе нашей части, пару-тройку «чужаков» от двух бортов в среднюю лузу вогнал. Что называется, разогрелся. И сам предложил:
– Давай ещё одну.
Уж очень хороши были здесь шары, медово-жёлтые, из слоновой кости, стукали друг о друга как-то по-особому, не звонко и не глухо, а чётко, как будто команду отдавали. Армейские были так избиты, с такими выщербинами, и так самостоятельны, что сами решали, куда им двигаться после пинка кием, могли и свернуть от приказанного направления.
Во время второй партии Сергей доверил мне свою заветную мечту: переехать в Москву. Мечта эта была вполне осуществима. Надо жениться на москвичке.
– Смотри, – сказал он, – ты этих писателей всех знаешь, даже фамилий не буду называть. Они там у себя в областях делали первые шаги, чего-то добивались, в Союз вступали, потом с женами разводились, а в Москве женились. Из Петрозаводска, из Архангельска, из Оренбурга, Барнаула, Иркутска, Кургана, Кирова… Да ты их знаешь. И дела у них пошли. Даже не оттого, что ближе к кормушке, в Москве же общение, жизнь кипит. В провинции задохнёшься, я тебе говорю. Болото. А вражда! Десять членов союза – три партии. Вон и у Чехова сёстры кричат: «В Москву, в Москву!» Я зимой путёвку в Переделкино возьму. Там близко ездить до центра на электричке. У меня и намётки есть. Пару редакторш присмотрел. Они, я по глазам чувствую, не против.
– Переспать с тобой?
– Нет, по-серьёзному. Да вот хоть эта, которая у меня редактор. Немножко в годах, но годится.
– Ты же говорил: не хочешь, чтоб книгу баба вела.
– Так то книга. А тут жена.
– И квартира?
– И это надо. Или готовая, или кооператив.
– Но твоя-то жена как? – В этом месте я заколотил в угловую. И примеряясь к новому удару, заметил: – У меня все друзья женаты один раз. – Ударил. Промазал.
Сергей вытер тряпкой набелённые мелом пальцы.
– Понимаю. Тут же задаю ответные вопросы: а если женился по пьянке? А если дура оказалась? А если жить негде, коммуналка? Мне же писать надо! Если Бог талантом наградил, значит, надо реализовать. Так? Или не так? А если нет условий? Тёща сволочь, тесть пьёт и пилит. А она-то как пилит! До скрежета. А если загуляла? А если ребёнка не хочет?
– И это всё одна?
– Мало того: глухое непонимание, чем я занимаюсь. Ни во что не ставит. Напечатаюсь, показываю. Она: «А сколько заплатят?» Ты бы стал с такой жить?
– Так ведь и меня пилит. Если с парнями с гонорара выпью. А кого не пилят? Такая у них обязанность. Вчера перед кино случайно услышал, как этого, знаменитого, на втором, блатном этаже живёт, да знаешь, о ком говорю.
– Знаю. И что? Баба пилит? Так она у него третья. Я на второй остановлюсь. Только надо всё рассчитать.
– А как же любовь?
– Любовь? А что важнее: любовь или литература? Искусство поглощает целиком. Меня крепко вразумил один матёрый, ты должен знать, Фёдор Александрович, говорит: «Ты хотел быть писателем?» – Да. – «А зачем женился? А если женился, зачем ребёнок? Ты – писатель!» Но мне-то вначале надо в Москву переехать. Там решать. Нельзя время упускать, надо в литературу по уши, по макушку завинчиваться. Старичок! Жизнь одна!