Едва дождавшись, когда хозяйка немного освободится от неотложных дел, Чичек бросилась к ней:

– Госпожа, можно мне что-то сказать? Только наедине.

– Хорошо, Чичек. Тебе что-то нужно?

– Нет, – служанка почти шептала. – Эта Каролина лжет, она понимает по-турецки.

– С чего ты взяла?

– Да, я заметила. Она прислушивается, когда говорят вполголоса. Зачем человеку прислушиваться к тихой речи, которую он не понимает?

Роксолана задумалась. Да, наблюдательная Чичек права, человек не станет прислушиваться к речи, которую не понимает. Не зря она попросила Хамона все разведать, но тот пока ничего сказать не мог, прошло слишком мало времени, чтобы разузнать.

– Госпожа, может, ее пока не допускать к Повелителю?

– Я и не собираюсь, тем более султан уезжает, вернется нескоро. Но это не все, – султанша слишком хорошо знала свою служанку, чтобы не понять, что у той остались какие-то сомнения, – что ты хочешь сказать?

Чичек вздохнула:

– Есть еще сомнения.

– Говори.

– Госпожа, только не думайте, что я завидую или выдумываю. Эта принцесса не девушка.

– А кто, юноша? – рассмеялась хозяйка.

– Она женщина.

– С чего ты взяла?

– У нее фигура и жесты не девичьи. И бедра широкие.

– Может, и так, нам-то что?

– Почему она себя зовет принцессой? – упрямилась Чичек.

– Наверное, у нее есть на это право, а если и нет, все равно. Султан распорядился предоставить ей убежище на время, потом решим, как быть. Пусть живет.

Проблемы с заморской гостьей после первого урока поведения не закончились, а только начались. Нет, Каролина послушно удалила сопровождавших ее мужчин, переоделась сама и переодела служанок, даже закрывала лицо яшмаком, но беспокойства от этого не убавилось.

О потере слуг, которых привезла с собой из Неаполя, не жалела – все равно они чужие: те, кто помогал Каролине вообще отправиться в Стамбул, помогли и слуг нанять. За последние почти два года невольного практически затворничества Каролина отвыкла от шумных празднеств или пирушек, но тишина в гареме ее убивала, временами приходилось прислушиваться, чтобы удостовериться, что не осталась в этом мире совсем одна или не оглохла.

Служанки и евнухи, передвигающиеся бесшумно, возникающие, кажется, из стены и в ней исчезающие, странные движения кистями рук у тех редких придворных, которых она увидела…

На вопрос, что это за взмахи, Гульфем ответила, что ишарет, язык жестов, которым придворные пользуются, чтобы не нарушать тишину и покой Повелителя.

– У вас что, никогда не бывает праздников?

– Бывают, как раз сегодня вечером будет у султанши. Она и нас пригласила.

Каролина хотела поинтересоваться, в чем именно отправиться на этот праздник, а главное, можно ли будет поговорить с султаном, но почему-то промолчала.

И правильно сделала, потому что в ее комнатах уже ждал великолепный наряд и подходящие к нему драгоценности, каких у Каролины не было никогда в жизни. Служанка Дильяр сказала, что это прислала султанша к сегодняшнему вечеру.

Зачарованная Каролина принялась рассматривать одежду и украшения. Все было роскошно: богатейшая ткань верхней одежды, шелковая, расшитая золотом и украшенная мелкими драгоценными камнями, тончайшее полотно нижней, сквозь которую тело просвечивало полностью, столь же тонкая ткань накидки, которую следовало прикрепить к прическе на макушке. Расшитые золотом туфельки и богатейшее колье с бирюзой в цвет наряда. Бирюзовыми были и сережки, и браслет, и перстень.

Все, что ей принесли, тянуло по стоимости на пару деревень со всеми землями, домами, хозяйством и живущими в них людьми. Чем она будет платить за такую роскошь?!