– Понял, – шепнул я и добавил громче: – Нет у меня мелочи, батя.

– Вот народ жмотьём стал, вечно всё жопят! – он кивнул, снова входя в образ.

Время шло, уже стало холоднее, Сан Саныч устал носиться и просто сидел рядом, положив голову мне на ногу, чтобы я его гладил, «мамаша» уже сама закурила, а «молодёжь» просто сидела и даже перестала фальшиво и громко смеяться.

Слишком всё затянулось, будто что-то идёт не так, все нервничают. Я и сам как натянутая струна, хотя и продолжаю изображать беспечность.

В ожиданиии много чего передумал, поразмышлял, и мысль одна не отпускала – ну как там, вышло ли что-нибудь у Верхушина? И когда я уже в очередной раз начал доставать пейджер, чтобы проверить сообщения и заодно посмотреть время, все вдруг всполошились.

Вскоре я и сам заметил, почему. Со стороны чёрного хода забегаловки, где стояли мусорные баки, подъехала тёмно-зелёная восьмёрка. Лампа у кафе горела всего одна, но даже в её тусклом свете видно, что у восьмёрки уже проржавел местами кузов.

Но люди из машины не выходили, просто сидели внутри и даже не курили, лишь видны их силуэты через окна. Музыки из тачки не слышно – плохой знак. Какая восьмерка сейчас без магнитолы? та, которая на дело приехала…

И что дальше?

Нутром я почуял, что всё идёт не по плану.

– Э, пацан! – окликнул меня какой-то бугай в спортивном костюме. Едва его узнал, он тоже сидел сегодня с нами в «Газели». – Дай тыщу, на пузырь не хватает. По-братски…

– У самого нет, – отозвался я.

– Да ты чё! – он подошёл ближе, выпячивая грудь, но вблизи зашептал: – Не нравятся нам те хмыри в восьмёрке. Не должно их там быть. Оставь собаку, проверь у них документы. Если всё нормально, пошли их на *** отсюда! И не ссы, Васильев, мы тебя прикрываем, там наши на стрёме. Если чё – падай на землю.

Проверить документы я имел право, да, и эта одна из причин, по которой я мог пригодиться чекистам. Так что Сан Саныч недоумевающе остался у скамейки, поскулив и чуть было не гавкнув от возмущения, что я ухожу без него. Но всё же парень он воспитанный, так что взял в зубы мячик, заворчал и улёгся на землю.

А я подошёл к машине, чувствуя тяжесть бронежилета под курткой. Заметил, как внимательно сидящие в восьмёрке на меня смотрят через окна.

Не-е, что-то не то, это явно не случайные люди. Не курят, не слушают музыку, а мафон при этом я в салоне разглядел. Просто сидят три мужика в чёрном и внимательно смотрят вперёд. Бригада мокрушников? Похоже на то.

Я подошёл к окну со стороны водителя, постучал и показал корку, не открывая её.

– Милиция, – грубым голосом сказал я. – Нарушаем. Здесь остановка запрещена.

– Может, договоримся, начальник? – водитель открыл окно и натянуто заулыбался мне.

Все трое гладковыбритые, но всё равно заметны кавказские черты лица, и акцент у водителя слишком явный.

– Смотря насчёт чего договариваться, – я хмыкнул, чтобы поддерживать вид наглого, но жадного мента, который подошёл срубить лёгкого бабла на лохах. А то ещё заподозрят чего раньше времени. – Документики показываем, а там посмотрим.

– Вот, ща, начальник…

Водитель полез назад, где у него стояла сумка, но человек, сидящий позади, ничего ему не подавал, а смотрел на меня. Решали, что со мной делать.

– Ща всё будет, начальник, – продолжал водила.

Два пассажира смотрели на меня. Затем тот, что сидел впереди, что-то сказал на незнакомом мне языке.

Пора. Решили гасить, видно по глазам. А потом зайдут внутрь, чтобы закончить дело.

Водила резко развернулся вперёд и, вскинув в окно руку с пистолетом, попытался сходу взять меня на прицел. Но я резко шагнул в сторону, уходя с линии огня, и одновременно перехватил его запястье и выкрутил. Вывернул так, что аж хрустнуло, и пистолет с коротким стволом выпал на землю. Водила взвыл от боли.