– А это что такое? – Она не узнавала собственный голос.

Уилл пролистнул книжку.

– Я еще не уверен. Знаки какого-то определенного рода. Терренс, мне надо задать тебе несколько вопросов. Лично, если ты не против.

Мужчины удалились на противоположный конец причала, чтобы переговорить. Эви снова посмотрела на тело девушки и непроизвольно обратила внимание на ее туфли. Они были стоптаны и запачканы, но Эви знала точно – это была ее лучшая пара, особенная. На одной туфле осталась пряжка со стразами, безвольно свисавшая на ремешке. Это была последняя капля в жуткой несправедливости, случившейся с этой несчастной, и Эви захотелось хоть что-то исправить. Она попыталась пристегнуть пряжку на место, но та не хотела держаться.

– О боже, прошу тебя! – шепнула она, с трудом сдерживая слезы.

Со странной, неожиданной для самой себя решимостью она крепко схватила пряжку, намереваясь примотать ее любой ценой. И вдруг вещица раскрылась в ее руках с такой скоростью, что Эви не успела ничего понять. Картинки сменяли друг друга, как кадры фильма на быстрой промотке. Оборванный кусок обоев с красными пятнами, горящий очаг, белый фартук мясника, щелчок замка в двери. Клеймо. Синие глаза с красными пламенными ободками, жуткие, леденящие душу колодцы прямо в ад. Насвистывание – коротенькая веселая мелодия, совершенно не к месту, как детская колыбельная на поле боя, среди крови и смерти. А затем ее голова чуть не лопнула от душераздирающих воплей.

Задохнувшись от ужаса, Эви выронила пряжку. Шатаясь, она медленно подошла к краю пирса, и ее вырвало утренним сандвичем из автомата. Кто-то из полицейских позади заржал.

– Говорили же, здесь не место для девушки, – сказал один из них.

Ей подали платок.

– Спасибо, – проговорила она с мертвенным спокойствием, совершенно опустошенная.

– Пожалуйста, – сказал Джерихо и ушел, милостиво предоставив ей возможность прийти в себя в одиночестве.

Мимо по серым водам реки плыл паром, оставляя после себя две полоски, словно разглаживавшиеся в зеркальную поверхность. Эви смотрела ему вслед и пыталась как-то систематизировать то, что увидела. Возможно, эти жуткие картинки были ключами к разгадке преступления. Но как она могла рассказать кому-либо то, что знает, и особенно – каким образом она это узнала? Что, если ей не поверят? А если поверят и снова заставят держать эту пряжку и проходить через этот кошмар? Она не сможет еще раз пережить подобное. Никто не должен знать, что она видела. Пусть дядя Уилл ищет разгадку сам.

– Эви. Нам пора, – позвал ее Уилл.

– Иду, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал как можно жестче и увереннее.

На Ист-ривер внезапно прошел порыв сильного ветра. Он подхватил конец бежевого шарфа убитой девушки, и тот поднялся вверх, как рука просящего помощи. Эви отвернулась и пошла в обход, стараясь ни в коем случае не смотреть в ту сторону.

– Я же говорил, что это плохая идея, – заметил дядя Уилл.

Они сидели в китайском квартале, в ресторане традиционной кухни. У Эви сразу после поездки на пирс разыгралась ужасная головная боль. Теперь она могла только молча сидеть за столом и вяло гонять ложкой пельмешки в бульоне.

– Кто мог сделать подобное? – спросила она наконец.

– Если принимать во внимание историю развития человечества, вопрос следует немного перефразировать: почему еще не каждый второй делает подобные вещи? – уточнил Уилл и положил в рот кусочек мяса. С палочками он обращался просто виртуозно.

– Может быть, гангстерское убийство? Ее семья задолжала денег какой-нибудь банде, – предположил Джерихо.