Нина стояла и усилием воли не давала рту открыться от удивления. Что они такое говорят? Про кого они такое говорят? Про нее? Это она, что ли, ведьма? Да что тут за чертовщина творится?

– Хватит ругаться, развели базар, – остановила перебранку гадалка-травница. Сняла резиновые перчатки, кинула их на траву возле вскопанной земли и направилась в дом.

Марыся и Нина последовали за ней. Та возле крыльца замедлила шаг, пытаясь рассмотреть старичка поближе, но тот уже куда-то исчез.

7. Глава 7

В доме темно. Узкие окна, к тому же занавешенные шторами, пропускают слишком мало дневного света. Детали обстановки почти неразличимые, тонут в полумраке. Какая-то мебель возле стен, разбросанные тут и там вещи, хорошо освещается только массивный деревянный стол под окном. Вкусно пахнет сушеными травами. Ромашка? Чабрец? Нина не очень-то в них разбиралась.

– Садись, деточка, – бабулька показала ей на табуретку под окном возле стола. – А ты, Марыська, сходи посмотри, что там на дворе, не утащили ли гаёвки с собой чего лишнего. Проверь, как проклёныши в огороде работают, и скажи им, чтобы воды принесли, будем чай пить.

Нина присела на край табуретки, ей было не страшно, но как-то неуютно, не в своей тарелке. События сегодняшнего дня закручивались в тугую спираль, как сюжет мистического триллера. Работа и жизнь в городе теперь казались чем-то несущественным, будто это не ее жизнь, будто жила она так когда-то очень и очень давно.

– Покажи колечко, милая, – сказала травница, присаживаясь за стол и протягивая Нине руку.

Девушка инстинктивно спрятала руки под стол.

– А вам зачем?

– Да не бойся, ты, не обижу. Знавала я твою бабку, очень ты на нее похожа и колечко это помню. Как звать тебя?

– Нина, в честь бабушки назвали.

– Нина? Вот это да. Какое красивое и теперь уже редкое имя, – бабулька рассматривала девушку с всё возрастающим интересом и удивлением. – И что же она, Ниночка, колечко тебе подарила, а объяснять ничего не стала?

– Не дарила она. Бабушка умерла, а колечко мне мама по наследству отдала на память, с тех пор ношу его не снимая.

– Дела... – баба Вера горестно вздохнула и некоторое время молчала, погрузившись в свои мысли. – Умерла, говоришь, Нина Игоревна? Жаль. Сильная ведьма была. Природная. Сейчас таких мало. Ну давай теперь и на тебя посмотрим, кто ты такая да на что способна.

Баба Вера встала, пошла шуршать в старом пыльном комоде. Достала какой-то мешочек, вернулась, села за стол. Взяла с подоконника большую толстую белую, как березовое полено, свечу. Чиркнула спичкой, зажгла. Свеча зачадила черным дымом, но уже через пару секунд огонь вытянулся высоким стройным оранжевым лепестком.

Нина сидела, боясь пошевелится и смотрела на все эти приготовления широко раскрытыми глазами. Было жутковато, но очень интересно. Перед ней как будто оживали детские сказки про добрую и злую нечисть, рассказанные бабушкой. «То ли я схожу с ума, то ли это были не такие уж и сказки», – думала девушка.

Тем временем гадалка-травница раскрыла мешочек и высыпала из него на стол кусочки бересты, какие-то кости и мелкие камешки. Накрыла их руками, закрыла глаза и тихо нараспев заговорила:

«Лягу я, встану я и пойду из дверей в двери, где живут звери, в чисто поле, на Сиянску гору. Не остановить меня, не догнать меня, с пути не своротить меня ни колдуну, ни колдунье, ни черной думе-ползунье, ни девке от косатой, ни женщине волосатой. На Сиянской горе стоит береза-матушка во двенадцати корнях, день стоит под красным солнышком, ночь под ясным месяцем, все видит, все скажет, все мне покажет, будет моим глазом, моим образом…»