Я не готова. Мне хочется еще немного тешить себя иллюзией, что это сон. Что это не реально.

Вздрагиваю, когда двери лифта открываются со звоном. Мы молча входим внутрь, и от меня не ускользает нерешительность, с которой Лора нажимает круглую кнопку с цифрой семь.

– Седьмой этаж, отделение неврологии и нейрохирургии, – объявляет голос, а через несколько секунд раздается звон, и мы выходим. Я была здесь всего два раза. Эта область медицины, без сомнения, захватывающая, однако человеческое сердце представляет для меня больший интерес, чем мозг и нервная система.

При средней продолжительности жизни сердце человека сокращается примерно три миллиарда раз. Женское бьется быстрее, чем мужское. Для того, чтобы прокачать по телу необходимое количество крови, сердцу приходится совершать примерно семьдесят сокращений в минуту. Пропуская через себя шесть-восемь литров. Поразительно… Говорят, приятная музыка снижает кровяное давление у людей с ишемической болезнью сердца. Сердце не разбивается, но сильный эмоциональный и психологический стресс оказывают на него негативное влияние. Горе может привести к сбоям в его работе – словно чувства, возможно, даже душа заключены там. Словно именно сердце делает нас теми, кто мы есть. Сердце, не разум.

Оно не может разбиться, но испытывает боль. И боль, которую не видно, зачастую приносит больше страданий, чем видимая.

Сумасшедшие мысли, немного наивные, но они мне нравятся. Впрочем, я держу их при себе.

Я не мечтательница, не люблю громких цветастых заявлений и не хочу, чтобы во мне видели то, чего не существует. Я себе не способна помочь, что говорить о других? Достаточно того, что теперь в моей жизни есть такая подруга, как Лора. Я не собираюсь разрушать нашу дружбу, но боюсь, что не способна по-настоящему ценить ее. Я лишь хочу делать свою работу – и делать хорошо. Хочу доказать, что справлюсь – сама, без помощи, без связей. Что достаточно хороша.

– В какой, ты говорила, он палате? – оглядываясь, спрашивает Лора, когда мы оказываемся в коридоре.

– В семьсот девятой, – отвечаю, кивком указывая влево. – Нам туда. Пойдем.

Лора идет за мной, не выпуская мою руку. Пальцы у нее влажные и холодные и сжимают мои словно тиски так, что становится больно. Я не жалуюсь, но с каждым шагом чувствую беспокойство. Коридор все не заканчивается. 703, 704, 705… Еще один поворот. Видимо, Нэша положили в отдельную палату, которая находится в самом конце.

Останавливаюсь и тяну Лору назад.

– Мы на месте.

Заглядываю внутрь сквозь щели жалюзи. Большая одноместная палата, как и следовало ожидать. Номер на двери и имя в файле подтверждают, что Нэш находится здесь.

Лору потряхивает. Кажется, дрожь стекает по ее руке к кончикам пальцев и передается мне. Лора резко отпускает меня и идет к двери. Шаг, другой…

– Не трогай медкарту, – говорю я, останавливая ее, пока она не успела открыть файл. – Тебе не надо это читать, Лора, – прошу я и тяжело сглатываю. – Не читай, пожалуйста. – В медицинской карте слишком много информации. – Ты идешь к Нэшу как его девушка, а не как врач, верно? Просто будь рядом. Если захочешь что-то узнать, спроси у лечащего врача. Или у Нэша. Все остальное не имеет значения. По крайней мере, сегодня.

Лора, взгляд которой по-прежнему прикован к карте, прикусывает губу. Она знает, что я права. Мне понятно ее желание заглянуть в файл, но сейчас эмоции переполняют ее. Сегодня, сейчас – не время.

Когда Лора наконец кивает и перестает вырываться из моей хватки, я вздыхаю с облегчением.

Я и забыла, что заботиться о других – занятие крайне утомительное. Сейчас это не просто пациенты, а люди, которые каждый день находятся рядом. Да, порой они ошибаются, порой ведут себя глупо, но я все равно их люблю.