– Могу я чуть изменить свой почерк, чтобы подать сигнал, если что-то пошло не так?

– Нет, очень трудно радировать в несвойственном тебе стиле. К примеру, вы ведь, когда пишите, не думаете, какую манеру письма избрать. Пишите, и все. И если захотите написать что-то в неузнаваемой манере, вам придется использовать недоминантную руку. То же самое с почерком радиста: вы вырабатываете его неосознанно и изменить не можете. Но если что-то пойдет не так, сигнал можно подать другим способом. Для этого существуют личные проверочные коды.

И инструктор принялся объяснять, что каждый агент имеет личный проверочный код. Это – некая аномалия в тексте радиограммы, по которой адресат устанавливает, что данное сообщение пришло именно от нее. В частности, Мари всегда должна допускать «ошибку», на месте тридцать пятой буквы набивая «п» в своем донесении. Ее второй проверочный код – замена каждой второй «о» на «а» в тексте. Первый проверочный код называют «обманным», объяснил инструктор.

– Немцам известно, что мы используем проверочные коды, и они попытаются выведать у вас ваш код. На допросе вы можете выдать им свой «обманный код». – Представив себя на допросе, Мари внутренне содрогнулась. – Однако подлинность сообщения подтверждает именно второй – настоящий – код. Вот его вы не должны выдавать ни при каких обстоятельствах.

Мари завершила свой повторный тест, убедившись, что включила в передаваемый текст и обманный код, и настоящий. Затем обернулась. Элеонора сидела на том же месте в углу и, как ей показалось, наблюдала только за ней. Подавив чувство неловкости, Мари начала выполнять задание с доски. Работая с более длинным текстом и новым шифровальным ключом, что был напечатан на другом шелковом лоскутке, она постепенно набирала темп и спустя пять минут закончила набивать сообщение. Довольная собой, она подняла голову.

Элеонора вырвала из телетайпа распечатку текста Мари и решительным шагом подошла к ней. Вид у нее был сердитый.

– Нет, так не пойдет! – заявила Элеонора раздраженным тоном, чем немало озадачила Мари: ведь она все сделала абсолютно правильно. – Вы должны не просто стучать телеграфным ключом, как по клавишам пианино. Этого недостаточно. Ваша задача – осуществлять радиообмен и «говорить» естественно, чтобы был слышен ваш индивидуальный «голос».

Мари хотела возразить, сказать, что именно это она и сделала, или хотя бы спросить, что конкретно Элеонора имеет в виду. Но та, не давая ей опомниться, выдернула из рации телеграфный ключ.

– Зачем это?! – воскликнула Мари. Не отвечая, Элеонора взяла отвертку и стала дальше демонтировать приемопередатчик, раздирая его на части с такой свирепостью, что болты и шурупы отлетали на пол, закатываясь под столы. Остальные девушки наблюдали за ней в ошеломленном молчании. Даже инструктор опешил.

– О! – вскричала Мари, хватаясь за разобранные части. В этот момент она на физическом уровне ощутила свою тесную связь с рацией, на которой она работала со дня прибытия в учебный центр.

– Мало уметь работать с рацией, – надменно произнесла Элеонора. – Вы должны научиться ремонтировать ее, собирать с нуля. У вас десять минут на то, чтобы собрать приемопередатчик. – И Элеонора удалилась. А Мари захлестнул гнев. Элеонора не просто наказывала ее за недавний порыв в столовой; она стремилась вывести ее из строя.

Мари смотрела на демонтированные компоненты приемопередатчика и пыталась вспомнить инструкцию, которую она заучивала на первых занятиях по радиосвязи, пыталась представить в своем воображении нутро рации. И не могла.