— Поешь, — кто-то положил ей в тарелку тушеных овощей и мягкого, разваренного мяса.

Пахло божественно, и желудок заурчал, напоминая, что надо бы хоть что-то в него закинуть. Только еда оказалась пресной. Ни вкуса, ни удовольствия, словно жевала кусок вымоченной коры.

— Спасибо, — она вяло ковырялась в своей тарелке, запрещая себе смотреть на Брейра. Но когда слышала его голос, обращенный не к ней, то в душе снова все обрывалось. Раз за разом, будто она катилась вниз по высоким каменным ступеням.

— Тиана, расскажи нам откуда ты, — внезапно поинтересовался Кайрон, и Нике отчаянно захотелось шлепнуть его макушке.

Не хотела она ничего знать про соперницу, но все равно жадно вслушивалась.

— Из Мил-Верены.

Голос у нее был красивый, мягкий, тягучий, как у кошки.

Значит южанка… Говорят, они яркие, страстные и темперамент у них жгучий, но Ттиана не была похожа на огненный ураган. Скорее на плавный журчащий ручей.

Глядя на нее, Ника опять почувствовала себя убогой, будто кто-то заново натянул на нее шкурку зеленого чудовища.

— Какой у тебя дар?

— Я миротворец, — улыбнулась она, — могу излечить душевную хворь, спасти того, кто потерял рассудок.

— А второй?

— Мне подвластна сила камня.

— Почему такое несоответствие? — не выдержала Ника и впервые встретилась взглядом с соперницей. Та явно не ожидала такого вопроса и выглядела растерянной:

— Несоответствие?

— Второй дар подпитывает первый. У целителей – травничество, у природников – понимание зверей. А тут душевная хворь и камень.

— Вот такая я непутевая, — Тиана смутилась, и в уголках губ залегли горькие складки.

— Ты прекрасна, — улыбнулся Брейр, жестом прекращая это разговор.

— Спасибо, мой кхассер.

Ника больше не могла этого выносить. Каждый его взгляд в сторону новой Высшей причинял боль. Каждое его слово впивалось в неровно сжимающее сердце.

Она поднялась со своего места и подошла к их столу. Брейр встретил ее хмурым взглядом, а Тиана подозрительным интересом. Ника четко увидела тот момент, когда гостья заметила серые нити. Темные глаза испуганно распахнулись и, тихо охнув, она неосознанно подвинулась к кхассеру, будто ища у него поддержки.

— Прошу меня извинить, но день и вправду был слишком тяжелым. Я вынуждена вас оставить, — процедила сквозь зубы Доминика.

— Хорошо.

Хорошо… ни беспокойства в голосе, ни сочувствия. Просто хорошо.

И это слышали все! Каждый из присутствующих! И снова в зале тишина и густое липкое любопытство со всех сторон.

— Ты обещал мне разговор, — сгорая от стыда под чужими взглядами, напомнила она, — вечером.

Так унизительно. Словно подать выпрашивала.

— Поговорим, — согласился он, — я приду.

Когда придет, во сколько он не сказал, только кивнул, показывая, что разговор окончен.

— Спасибо, — Ника коротко поклонилась и пошла прочь от хозяйского стола.

И снова гордо поднятая голова, прямая спина и уверенная походка.

Вот только если бы кто-то попался ей сейчас навстречу, то увидел бы стеклянный взгляд, полный отчаяния, и горько поджатые губы.

И только добравшись до своей комнаты Доминика смогла дать волю чувствам, отбросила в сторону маску сильной и уверенной в себе женщины, привалилась спиной к стене и медленно сползла по ней вниз. Ноги не держали.

Она закрыла лицо ладонями и замерла, как неживая. Устала.

Этот день вымотал, сломал что-то внутри, лишая воли к сопротивлению. Хотелось спрятаться в самом дальнем углу и обиженно молчать, игнорируя любые попытки к сближению. Только ядовитый змей внутри изводил вопросом, а будет ли это сближение и есть ли кому-то дело до ее обид?