– Планы! Вечно у тебя какие-то планы!

За утро Венеция ответила еще на полдюжины звонков от членов Котерии, и каждый по секрету сообщил ей о пари между Реймондом и Дианой. По сути рассказы не отличались, разнилась только сумма пари: кто-то говорил про пять фунтов, кто-то про двадцать.

Днем, надев атласное платье в черно-белую полоску, его любимое, и соломенную шляпку с красной лентой, Венеция незадолго до половины третьего незаметно ускользнула из дому и прошлась под лучами теплого солнца до поворота к Портленд-плейс.

На перекрестке с Нью-Кавендиш-стрит мальчишка-разносчик выкрикивал заголовки из «Ивнинг стэндарт» мрачным речитативом кокни:

– Трагедия на реке: тело баронета до сих пор не найдено!

Она посмотрела, как он быстро разбирается с очередью покупателей, складывает газеты, принимает монеты, и в первый раз ощутила, что в душе шевельнулась подлинная печаль. Еще вчера в это же время Денис, должно быть, играл в карты в клубе по ставкам, которых не мог себе позволить при своем жалованье. А сегодня на нем делает деньги какой-нибудь мерзкий газетный магнат.

Пройдя по улице еще немного, Венеция остановилась у края тротуара. Она знала, что он приедет вовремя: так было всегда. Через пару минут из-за угла мимо церкви Всех Святых проехал большой шестицилиндровый лимузин «нейпир» со сверкающим полированным кузовом, и когда автомобиль остановился, она разглядела высокие летние облака в черном зеркале капота. Из машины выскочил шофер Хорвуд, обошел вокруг и открыл дверцу. Как обычно, шофер старался не встречаться с ней взглядом.

Просторный салон был отделан кожей и ореховым деревом, словно в старинной карете. Забравшись внутрь, она заметила, что занавески на глухой стеклянной перегородке, отделяющей пассажирские сиденья от водителя, уже задернуты. Дверца закрылась. Он наклонился вперед и нажал на кнопку на консоли. На приборной доске у шофера зажглась лампочка, разрешающая начать движение. Когда машина тронулась, Венеция скользнула по кожаному сиденью и поцеловала его в щеку.

Премьер-министр повернулся к ней и улыбнулся:

– Привет, моя дорогая.

По крайней мере раз в неделю, обычно в пятницу днем, они выезжали вместе на полуторачасовую прогулку либо за город, либо просто по Лондону. Конечно, в промежутках они тоже встречались: за ланчем и на обедах, а также на воскресных пикниках, но всегда в окружении других людей. И только в автомобиле можно было побыть вдвоем.

Любила ли она его? Трудно сказать. Она понимала, что он нравится ей больше, чем любой другой мужчина из тех, кто увивался за ней все эти годы. Больше, чем милый, но невзрачный Эдвин Монтегю, член парламента и финансовый секретарь Казначейства, дважды делавший ей предложение и даже купивший дом в Вестминстере, в котором надеялся поселиться вместе с ней. Больше, чем Бонги, Бонэм-Картер, одинокий личный секретарь премьер-министра, который целовал ее и писал страстные письма. Больше, чем Реймонд, ясно давший понять, что хотел бы завести с ней роман. Больше, чем ее симпатичный зять майор Энтони Хенли, намекавший на то же самое. И уж определенно больше, чем Морис Бэринг.

Венеции нравились ум премьер-министра, его известность и власть, к которым он относился довольно легкомысленно. Ее отец был членом парламента от лейбористов, и она выросла под разговоры о политике. Вероятно, во всей стране не было более осведомленной в этой области женщины. И, честно говоря, она наслаждалась этой атмосферой секретности, недозволенности, риска.

Как обычно, он захватил официальные документы, чтобы показать ей. Папка лежала на сиденье между ними, прямо под их сцепленными руками.