– А как вы это понимаете, мистер Ньюдин?

– Я ничего не хочу сказать, капитан. Рассказываю только, что видел и слышал. Но мне пора. До свидания, сэр.

С этими словами он ушел неслышной вкрадчивой походкой, оставив капитана Уолтона размышлять над своим непрошеным свидетельством.

К этому времени требование произвести эксгумацию тела мисс Инглворт приобрело официальную форму; было собрано жюри коронера в составе нескольких медиков: самых известных в округе; им поручили произвести осмотр. Гроб выкопали и поставили на мраморную плиту внутри ограды: день был ясный, и расследование решили производить на открытом воздухе. Помимо представителей власти, присутствовали также несколько джентльменов мировых судей; все они находились внутри ограды, а жители города и окружающих деревень теснились снаружи. Двор церковного кладбища Е. никогда не был так полон с того дня, двенадцать месяцев назад, когда было случайно открыто тело молодой девушки.

Среди вызванных жюри свидетелей были адвокат Лакетт, его клерк, сам доктор Лэмсон, а также его помощник Ньюдин. Конечно, присутствовал и капитан Уолтон; в сущности, он был главным организатором расследования.

Трудно описать его чувства, когда крышку сняли с гроба и он увидел свою невесту, закутанную в саван. Хотя лицо у нее было белое, словно у мраморной статуи – совсем не такое, каким он видел его в последний раз в расцвете здоровья и молодости, – разложение еще «не стерло черты, на которых покоится красота», и Элен Инглворт даже в смерти была прекрасна. Опечаленный возлюбленный не мог вынести это зрелище. Чтобы не смотреть на это неподвижное, словно вылепленное из глины лицо, он отвернулся, сел на могильную плиту и заплакал.

Тем временем расследование одновременно с посмертным осмотром продолжалось. Тело извлекли из гроба и положили на большую мраморную плиту, предназначенную для надгробия. Вначале обнажили только голову и грудь. Больше ничего не потребовалось, потому что внимательный взгляд одного из хирургов тотчас заметил небольшую припухлость на коже непосредственно над сердцем. Более тщательное изучение показало, что часть кожи как будто надрезана; кусочек кожи приподняли, и под ним обнаружилось отверстие, такое крошечное, что вряд ли заслуживало названия раны. В отверстие просунули зонд и услышали звон металла о металл; с помощью пинцета извлекли стальную иглу, такую, какими пользуются при плетении соломенных шляп! Игла в несколько дюймов длиной, нацеленная прямо в сердце, очевидно, пробила его насквозь.

Шум возбуждения пробежал среди собравшихся; все пришли в ужас. Даже серьезные медики на время утратили самообладание. Потом старший из них – по всеобщему молчаливому согласию он руководил осмотром – сказал, обращаясь к коронеру:

– Мне кажется, в настоящее время нет необходимости продолжать осмотр. Вот это, – продолжал он, указывая на иглу, – явно причина смерти.

Остальные врачи поддержали, и коронер объявил начало слушаний. Первым в качестве свидетеля вызвали доктора Лэмсона, единственного врача покойной.

На вопрос о причине смерти доктор Лэмсон просто повторил то, что говорилось в свидетельстве о смерти; он продемонстрировал также собственную копию этого свидетельства, сданную в регистратуру. Ему показали иглу, рассказали, где ее обнаружили, и спросили, знает ли он о ней что-нибудь.

– Знаю, – сразу и совершенно неожиданно ответил он.

Все были поражены; присутствующие затаили дыхание; все пристально смотрели на свидетеля и напряженно ждали, что он еще скажет.

– Будьте добры, – продолжал коронер, – рассказать все, что знаете; и помните, доктор Лэмсон, что вы под присягой.