– Сейчас посоветуемся.

Председатель горисполкома подождал, пока остальные выйдут из «Волги» и разомнут после долгого сидения ноги. Затем обратился к Бархатову:

– Лев Григорьевич, сначала немного перекусим, а потом попаримся или?..

Бархатов удивленно поднял брови:

– Кто же ставит телегу впереди лошади?

– Верно, – повеселел отчего-то Алексей Фомич. – Банька – всему голова… Что больше уважаете – сауну или нашу, русскую?

– Можем и ту, и другую, – подсказал Гена.

– Ну ее, сауну, к шутам, – махнул рукой Бархатов. – Я патриот. Правда, если Альгис Янович как прибалт… Скандинав, можно сказать…

– Я – против сауны, – засмеялся Раупс. – И знаете почему? В Мюнхене сауна, в Париже – сауна, в Москве – сауна… Надоело…

…В предбаннике, покрытом толстым пушистым ковром, пахло распаренным деревом. Когда все разделись, выяснилось, что Раупс уже успел где-то сильно загореть. У Бархатова был заметный живот, а сам он, с круглыми плечами и руками, покрытыми рыжими кудряшками, походил на борца или тяжеловеса. У Чибисова была тощая нескладная фигура, а кожа изрядно дряблая. Самсонов сумел сохранить подтянутость и атлетическую стройность.

– Культуризмом занимаетесь? – спросил Раупс.

– Так он у нас иной раз выходит с заводской футбольной командой на поле! – ответил за Самсонова Чибисов.

– А как же директорский авторитет? – усмехнулся Альгис Янович.

– Повышается, если команда выиграет, – улыбнулся Алексей Фомич. – Болельщики готовы на руках носить…

В парной чудодействовал банщик дядя Петя, как представил его Чибисов. Лет пятидесяти пяти, жилистый, он прежде всего развеял пар, методично размахивая березовым веником, начав от пола и беря все выше и выше.

– Баня любит равномерный жар, – пояснил он, когда Раупс поинтересовался, что такое делает банщик.

Затем все полезли на полок. Дядя Петя поддал шайку воды в печь. Помещение наполнилось ароматом послегрозового луга. Альгис Янович, у которого был до всего интерес, спросил, не секрет ли, от чего такой запах.

– Отчего же секрет, – ответил банщик, охаживая березовым веником Бархатова. – Кладешь в воду липовый цвет, ромашку, душицу, мяту… Ежели хочешь, чтобы особый дух был, медку пчелиного не пожалей…

Банщик был словоохотливый. Обрабатывая гостей одного за другим, попутно рассказывал о премудростях банного дела, о том, что мыло лучше не тереть на мочалку, а взбить отдельно пену; что вода, где замачивается веник, – наипервейшая штука для мытья головы, а чрезмерно поливать камни из шайки негоже: печь, как он выразился, «запурхивается и не может быстро прийти в себя».

Перейдя к массажу, дядя Петя прочел прямо-таки небольшую лекцию, достойную врача. Руки, по его словам, надо массировать от кистей до локтя – кровь, значит, поднимать. И ноги так же – от стопы вверх…

– Гаврилыч, – спросил Бархатов, когда банщик уверенно управлялся с его тучным телом, – ты, случайно, в Москве в Сандунах не бывал?

– А как же, бывал… Учился, можно сказать…

– Сразу почувствовал! Школа. Митина не знавал? Любимец «Спартака».

– Василия Семеныча! – с благоговением произнес банщик. – Ежели у меня, к примеру, какой-то разряд по этому делу, то Митин, считай, гроссмейстер среди банщиков был…

И они добрых полчаса вспоминали Василия Семеновича, его золотые руки.

После парной все ныряли в озеро, кроме Чибисова, который боялся разбередить свой радикулит. А затем были препровождены Геной в один из домиков, где ждал накрытый стол с закусками. Подавала им пожилая неразговорчивая женщина, как выяснилось – жена дяди Пети.

Когда закусили, жена банщика вошла в комнату с блюдом, на котором веером были разложены шампуры с кусками жареного, исходящего паром мяса.