– Ну ты придурок…
Николас пожал плечами, хмыкнул, устроился рядом, положил Ральфу руку на предплечье и аккуратно залечил другу перелом. Даже зуда не было.
– Есть немного, – равнодушно заметил он.
Грохнула входная дверь. На пороге спортзала застыл проректор по учебной деятельности, господин Саймон. Глава академии отправил к ним своего заместителя, вероятно, потому, что сам не мог оставить Юрия. Как не мог и оставить без присмотра своих самых сложных курсантов.
«Толковый у академии ректор», – решил Ральф.
– Бонк, Фостер! Вы совсем... – Военный подавился ругательством. – Два идиота!
Сил встать не было, кажется, не только у него. Николас тяжело вздохнул рядом.
Господин Саймон критически осмотрел раздевалку. Поджал губы и процедил:
– У кого-то, как я погляжу, слишком много энергии. Я найду ей лучшее применение. Вы будете патрулировать город не раз в неделю, как все второкурсники, а после занятий и вместо выходных. Они вам не нужны.
Николас поднялся, подал Ральфу руку. Тот принял помощь как само собой разумеющееся, обхватил Ника выше запястья и встал рядом. Плечом плечу, как всегда после очередной их проделки.
– И это дети высшей крови? Два драчливых при... подростка! – а дальше молодой Бонк уже не слушал. Позор, скандал, репутация – все это совершенно его не интересовало.
Дети высшей крови? Холд – да. Но не он. Проректор ошибся? Ральф прищурился, задумчиво взглянул военному в лицо. Оговорился?
– …за все двести лет Валлийской академии!
Все верно, империя существовала без малого сорок лет. Его величество Александр не был наследником слабой Валлии, тогда еще республики, но стал ее императором. Он вернул аристократам утраченную в переворот собственность (обратная национализация – это называлось так) и оставил устоявшееся за время правления республиканцев обращение «господин». Ведь в его империи все были равны. Императора отличала особая циничность, что и понятно. На то он и император.
– ...среди наших выпускников его величество Александр, его высочество Юрий, господин Холд! – разорялся господин Саймон.
Да-да, Ральф проникся. Какая честь.
Не по той части он проректор, ему бы не учебной деятельностью заведовать, а с личным составом разъяснительную работу проводить. Воспитательную, вернее. Впрочем, на это все руководство академии гораздо.
– Даже ваш дед, курсант Бонк! – Мужчина повысил голос.
Ральф вскинул на него глаза. Дед?
– Как думаете, гордился бы вами лучший выпускник курса?
Ральф сложил руки на груди.
Он непременно узнает, правду ли говорит проректор, пусть для этого и придется провести несколько ночей в архиве, вновь и вновь нарушая правила. Ему не впервой. Дед учился в столице? Почему он ничего об этом не слышал?
– В моей семье не принято гордиться заслугами детей. Их любят за одно только существование, – равнодушно пожал он плечами.
– В этом, вероятно, и кроется причина вашей недисциплинированности. – Проректор недовольно поджал губы. – Оба ко мне в кабинет. Прямо сейчас. – Он оглядел их с ног до головы, скривился. Да, выглядели они действительно не очень. – Десять минут на то, чтобы вы привели себя в надлежащий для будущих офицеров вид.
Они кивнули. Мужчина оставил их одних.
– Интересные всплывают факты, – задумчиво пробормотал Ральф, поправляя рубашку. На кителе не хватало парочки пуговиц, он оглядел пол.
– Очень, – подтвердил Ник, с кряхтением наклонился, что-то поднял. Пуговицу, он протянул ее другу.
– Спасибо, – серьезно сказал ему Ральф.
Николас тихо засмеялся.
– Пожалуйста. – Фостер подошел к треснутому зеркалу, включил воду, умыл лицо, сплюнул кровь в раковину, поднял ворот форменного пиджака. – И очень интересно, почему господин Саймон сообщил нам об этом сейчас. Я выясню.