– Ты перед смертью просишь лишь об этом? – уточнила Замира, подозрительно сощурив глаза.

– Да, повелительница… – последовал уверенный ответ.

– А ты смел и честен, сын садовника. Так уж и быть, поднимись и смотри.

Не теряя ни секунды, юноша выпрямился и взглянул на девушку. Она стояла перед ним завернутая лишь в полотенце, и Алишер утонул в тёмных, словно безлунная ночь, глазах. Таких чистых и бездонных, как расщелины западных гор.

– Нравлюсь? – игриво уточнила красавица.

– До умопомрачения. Спасибо, госпожа, теперь я готов понести наказание за свою дерзость, – парень покорно склонил голову и снова опустился на одно колено.

Честность и смелость парня тронули сердечко юной госпожи, и она поняла, что не желает Алишеру смерти.

– Я не скажу отцу о случившемся. Думаю, и ты не станешь болтать об этом. Пусть это останется нашим секретом, а в наказание за проступок, ты будешь приходить сюда вечерами, чтобы рассказывать мне о городе и отвечать на вопросы. Договорились?

Сердце юноши чуть не разорвало от счастья. Он снова сможет увидеть её, и пусть ему сломают пятки стражи сада, но Али жаждал снова увидеть её красоту даже ценою собственной жизни.

– Да будет, как пожелаешь, черноокая, – кивнул в знак согласия, уже понимая, что, во что бы то ни стало, исполнит любое желание дочурки Юсуфбея.

– Тогда каждую пятницу после того, как священник пропоет с минарета, я буду ждать тебя здесь. А сейчас уходи! – девушка указала пальчиком в сторону тропинки, ведущей к выходу из сада.

– Но, госпожа… если я не принесу воды, белые розы в саду увянут, и мой отец лишится головы…

– Ладно, черпай воду и уходи, не оглядываясь. Оглянешься хоть раз, все-таки лишишься головы! – капризно скомандовала Замира, которой глубоко в душу запали слова сына садовника.

Дочурка Юсуфбея очень хотела, чтобы парень, зачерпнув воды, всё же обернулся. Не потому что желала ему смерти, нет. Замира просто мечтала ещё раз ощутить на себе теплоту восхищенного взгляда Али. Девушка даже специально скинула полотенце и не спешила натягивать на тело разогретую на солнце ткань одеяния.

Алишер помнил угрозу, озвученную дочкой Юсуфбея, но не смог удержаться и обернулся. Замира стояла на берегу, уже не прикрывая наготу полотенцем. Вместо того, чтобы рассердиться и позвать стражу, девушка подмигнула парню, и он, расплывшись в счастливой улыбке, галопом помчался по тропинке в глубину сада.

***

Отец встретил задержавшегося у озера сына отборной руганью.

– Где тебя носит? Стража делает обход каждые четыре часа! Ты знаешь, что будет,  если они заметят тебя?

– Прости, Ота. Я замечтался, услышал песню птиц и заслушался.

– Вырос дылдой, взрослому буйволу шею свернуть можешь, а мозгов… эх… песни птиц он заслушался. М-да… давай быстрее, скоро патрульные обход будут делать!

– А после вечернего песнопения стража тоже ходит? – спросил Алишер, выливая четверть ведра под очередной куст розы.

– Нет, конечно. Какой дурень попрется в сад?

– А чего нет-то?

– Говорят, когда рыли пруд и разбивали сад, то перед этим, в дар Безликой принесли в жертву тысячу женщин-рабынь. По сотне с каждого вилоята. Но Безликая не приняла жертву, так как не все из них были целомудренными девственницами. Отвергнутые души превратились в Тен Уртасы – Неупокоенных. Их призраки все еще бродят в потемках, жаждая мести. Так что ни один правоверный не сунет свой нос в эти лабиринты.

– В смысле нецеломудренными девственницами?

– Вай, я точно Фатиму прибью, не может быть мой сын таким тупым! – всплеснул руками Маруф. – Целомудрие и девственность не одно и то же. Балбес! Девственность – это чистота тела. А целомудрие – чистота души. Говорят, что часть рабынь увели из дома насильно, разлучив с любимыми. Их сердца познали любовь к мужчине, и они уже не могут служить Безликой. Понял?