Жак нарочито громко вздохнул.

– Увы, наш славный Савелий не оплатил пребывание здесь во время фестиваля. И сразу по приезде он сообщил мне, как и вам, о своей проблеме: нет денег! Нет денег на оплату самого дешевого отеля, нет денег на питание, даже на чашечку кофе! Признаться, меня все это поразило. Да, я слышал, что в России много проблем, но чтобы талантливый танцор отправлялся на фестиваль без гроша в кармане…

Он печально покачал головой.

– Горжусь тем, что я все-таки смог помочь Савелию, хотя это не входило в мои обязанности. Я разрешил ему ночевать в хореографической студии. Там вполне уютно, можно спать на диванчике в раздевалке, а я принес из дома пару замечательных пледов.

– Стало быть, он ночевал в студии?

– Конечно! И был очень этим доволен.

– А почему тогда…

Я не успел договорить – у Жака зазвенел мобильник. Отрывистое приветствие, пара фраз, и, дав отбой, он с важным видом развернулся к нам.

– Итак, у нас в славном Монтре – ужасное убийство, уважаемые господа! А потому меня, как главного организатора фестиваля «Богема», участником которого был убитый Савелий, вызывает полиция. На допрос! Никто не желает отправиться со мной, за компанию?

Мы встретили шутку веселыми смешками, пожелали Жаку успеха и, расплатившись за кофе, отправились домой.

Всего на экскурсию на базарчик у нас ушло сорок минут. Прибыв домой, мы обнаружили проснувшуюся Соню: сладко зевая, она сидела за столиком на террасе, попивая кофе и улыбаясь каким-то своим мирным мыслям.

– Наконец-то! – проговорила она, завидев нас и сладко потягиваясь. – Куда это вы все исчезли с утра пораньше? Я, признаться, подумала, что вас всех неожиданно вызвали в полицию по поводу убийства бедняги Савелия.

– Ну, мы с Паскалем не имеем отношения к этому ужасному преступлению, так что, увы, ничем не можем помочь следствию…

Мари, произнося свою реплику, подкатила тележки к холодильнику, распахнула дверцу и начала неторопливо распределять покупки по полочкам и отделениям.

– Предлагаю вернуться к более приятной теме. Итак, дорогая Соня, сегодня ровно в два – открытие твоей сенсационной выставки?..

В этот момент мне впору было тихо сесть в уголок и попытаться отключиться от реальности в благой нирване. Дело в том, что художественные творения Сони всю сознательную жизнь для меня, грешного, искусство непостижимое. Именно потому я стараюсь с ней и ее верными поклонниками эту тему не обсуждать – живее буду, потому как Соня за каждый свой самый жуткий, на мой взгляд, шедевр запросто может придушить.

На время обсуждения Мари и Сони высокой темы Сониной живописи я вышел в сад послушать пение птиц, насладиться ласковым весенним солнцем, а заодно неторопливо обдумать план дальнейших мероприятий.

Между тем открытие Сониной выставки заранее ожидалось, как некая великая сенсация. Последние ее полотна относились к категории «ужастиков». Представьте себе: красивая, милая и вполне благополучная Соня, проживающая в симпатичнейшем шале в зеленой зоне Москвы, создает картины, очень далекие от житейской гармонии и мирных красок бытия. Уж про них точно не скажешь, что «эти полотна радуют глаз» – все с точностью до наоборот.

То она малевала отдельные органы человеческого тела, извлеченные патологоанатомом в одном из городских моргов столицы, то вдруг начинала видеть мир в неуправляемых линиях багровых оттенков, а то персонажи полотен превращались у нее в диковинные, не совсем пропорциональные создания с тоскливыми глазами.

На этот раз Соня обустроила свою выставку в подвале Шильонского замка – там, где когда-то проводил свои дни в неволе знаменитый Бонивар. Дав парочку интервью накануне открытия, она небрежно отметила, что данная выставка – плод ее потрясения от балета Стравинского «Весна священная», который с самого своего рождения имеет славу скандального и далеко не каждому понятного. Как некогда судьба Бонивара сподобила Байрона создать гениальную поэму «Шильонский узник», так и ее, скромную Соню Дижон, великий балет вдохновил на серию картин под тем же названием – «Весна священная».