В конце лета Витантонио и Джованна собирали темные плоды инжира с тонкой шейкой с дерева неподалеку от поливочного бассейна, но не доносили до стола, съедая урожай прямо с дерева или по пути к дому. Дни становились короче, дети возвращались домой раньше и чистили миндаль, выбирая орехи по размеру. Смеясь и болтая, они катали их по кухонному столу, нажимая на скорлупу ладонями, пока та не отлетала.

В последний день сентября прошел небольшой дождик, отчего инжир полопался на деревьях, особенно сорта «Санта-кроче» и «Дель-абате». Напитавшиеся водой плоды никуда не годились, но дети все равно срывали их со смехом: треснувшие инжирины как будто разевали рты, показывая красную мякоть. Потом все сидели на кухне, Кончетта хлопотала у плиты. Почуяв сладкий запах томатного соуса, дети вытаращили глаза, пытаясь угадать, что она готовит, ведь в последнее время они ели только бараний горох и бобовое пюре с цикорием. Как раз в эту минуту вошла тетя. Увидев помидоры, она сразу разгадала замыслы невестки:

– Фаршированные баклажаны к воскресному обеду?

– Как говорится, что за Рождество без «пальцев апостолов» с кремом[15], что за Пасха без баранины с рисом или Духов день без пирога сарту?[16] Что за свадьба без засахаренного миндаля и что за лето без фаршированных баклажанов?

– Еще скажи, что сама все это ела!

– Я-то не ела, но так говорится.

– А еще по праздникам можно есть ореккьетте[17] с заячьим рагу или с дроздами, – добавил, входя, Сальваторе, принесший связку лука. – Точнее, можно было бы, если бы мы могли оставлять себе добытую на охоте дичь, а не отдавать ее хозяевам из Беллоротондо в знак верноподданнических чувств.

Доната и Кончетта с трудом сдержали одобрительные улыбки и притворились, будто не слышали.

Это было лучшее лето двойняшек. Витантонио целыми днями носился по полям, но когда Сальваторе возвращался с работы, то бросал все свои занятия и бежал ему навстречу. Перед ужином сын Тощего учил детей охотиться на сверчков и лягушек и ставить силки, а однажды в воскресенье взял их с собой на настоящую охоту с ружьем. За два месяца привольной жизни в Витантонио словно пробудилась его крестьянская кровь. Но, похоже, заметила это только Доната.

В первое воскресенье октября, по возвращении в Беллоротондо, они отправились на обед в палаццо, и о майском происшествии было забыто. Больше никто не говорил ни о разбитом носе Франко, ни о наказании, из-за которого дети не прошли конфирмацию и не ездили на море. Постепенно бабушка возобновила прежние строгие порядки, но тетя заметила, что, когда никто не видит, та уделяет двойняшкам больше внимания, стараясь завоевать их сердца. Три месяца спустя явились доказательства.

Шестого января, на Богоявление, колдунья Бефана[18] посещала палаццо и оставляла детям подарки, в основном одежду, которую бабушка заказывала в лучших магазинах Бари или – куда более модную – в Венеции (в этом случае вещи присылала Маргерита). Утром в день Богоявления 1928 года, померив шерстяной свитер и туристские ботинки, Витантонио обнаружил еще один пакет на свое имя, упакованный в яркую подарочную бумагу, – Бефана оставила его в гостиной, на полу выходящей в сад террасы, под носком, повешенным на ручку раздвижной двери. Витантонио развернул сверток и глазам своим не поверил: это была механическая канатная дорога – три вагонетки карабкались из альпийской деревушки на вершину горы, а станция и домики (кажется, деревянные) с припорошенными снегом крышами были окружены елками, как на календарях австрийских лесопилок или как на электрическом макете железной дороги из детской, в которую разрешалось играть только взрослым.