Когда они перевели дух и встали, им все еще было смешно. Франко, слезший с дерева последним, подошел к брату и сестре, держа в руках по горсти лепестков, и осыпал ими кузину, пытаясь одновременно поцеловать ее в щеку. Джованна рассердилась и отскочила. Франко снова попытался коснуться губами ее щеки.

– Не трогай меня! – закричала девочка, сердясь все больше и отталкивая его.

Франко опять бросился на кузину, обхватил так, что она не могла пошевелиться, и приблизил губы к ее лицу. Он не видел, как подскочил Витантонио. Тот схватил Франко, встряхнул и отшвырнул с такой силой, что мальчик полетел наземь, до крови разбив нос о камень портика.

Услышав крики, бабушка вышла из гостиной через застекленную дверь и увидела на белых лепестках кровь; Франко в разодранной рубашке, перепачканный кровью, с распухшим носом, истерически рыдал у крыльца…

Через час, когда ушел врач, испуганного Витантонио позвали в дом – до тех пор он ждал снаружи. Едва войдя в гостиную, он понял, что пощады не будет. В комнате его ожидали тетя, отец Феличе и бабушка, которая заговорила первой. Она никогда еще не обращалась к нему так сухо.

– В этом году тебе не будет ни конфирмации, ни первого причастия.

– Твое поведение сегодня показывает, что ты еще не готов, – подытожил отец Феличе.

Витантонио заплакал, но не стал спорить.

– Может быть, ты хочешь рассказать, как все произошло? – спросила тетя.

– Здесь не о чем говорить, – перебила бабушка. – Такая грубость неприемлема в этом доме.

– Но ведь мы знаем о случившемся только со слов Франко, – настаивала тетя. – Мы должны выслушать и Витантонио.

– Ты портишь ребенка! Его поведению нет оправдания. И не спорь со мной при детях.

– Мальчик горячий, но честный и не прячется. Он никогда не врет, не соврал бы и на этот раз.

С этими словами тетя встала, протянула руку плачущему Витантонио и позвала с кухни Джованну.

– Джуа́ннин! – крикнула она, впервые за много лет прибегнув к родному наречию.

Синьора Анджела метнула в нее яростный взгляд, но не двинулась с места, оставшись сидеть в своем кресле.

В этом году пора цветения была сладостной и безмятежной всего лишь сутки.

В день конфирмации тетя попросила передать синьоре Анджеле, что не придет на торжественную мессу в церковь Иммаколаты, и вместе с Витантонио пошла к первой утренней службе в церкви Святой Анны. Джованну она еще накануне отправила в палаццо, чтобы с утра бабушка, бывшая также крестной девочки, нарядила ее в пышное платье, сшитое на заказ у модистки в Бари. Выйдя из церкви, Доната увидела, что синьора Анджела в смятении ждет ее у боковой калитки на краю площади Санта-Анна.

– Джованна пропала. С утра я одела ее и оставила на кухне завтракать, а сама пошла одевать Франко. Когда я вернулась, ее не было. Мы уже час ищем ее по всему дому. Может быть, она у вас?

Это был не столько вопрос, сколько мольба.

Женщины вошли в дом и стали звать Джованну, но та не откликалась.

Тетя знала: все это время девочка была в ярости от того, что Витантонио наказали, и не сомневалась, что побег – это форма протеста. А значит, она скоро вернется. И Доната постаралась успокоить бабушку:

– Отправляйтесь в церковь Иммаколаты и не заставляйте епископа ждать. Я найду Джованну и приведу туда же. Она не могла далеко убежать.

Едва за бабушкой закрылась дверь, на лестнице появилась Джованна в нарядном платье. Она пряталась наверху.

– Если Витантонио не пускают на конфирмацию, я тоже не пойду!

Накануне Дня святого Иоанна, когда паковали чемоданы, чтобы переехать в Савеллетри, в дом на побережье, одна из служанок спросила, почему в этом году они не берут с собой двойняшек.