– Может быть, однажды я пойму, что там произошло, – сказал он, словно размышляя вслух и ни к кому не обращаясь.

Доната пожала плечами.

– Кстати, – вспомнил он вдруг и на сей раз внимательно посмотрел на Донату, снова назвав ее на «ты», – прежде чем согласиться, синьора Анджела настояла на включении в завещание еще двух положений, которые ты обязана выполнять. Каждое воскресенье ты должна водить двойняшек на обед в палаццо Конвертини, а когда придет время выбирать, где им учиться, решать будет бабушка. И тебе придется согласиться.

Доната не ответила. Что могла она сказать, если сама в детстве едва научилась читать и писать, так что сейчас ей приходилось учиться заново? Ведь когда она еще жила в Матере и только начала встречаться с Пальмизано из Беллоротондо, она и мечтать не смела, что ее дети смогут получить образование; там, где она росла, детей рожали затем, чтобы они помогали родителям возделывать землю.

На кухне Витантонио и Джованна, смеясь, ели печенье. И Доната сочла, что дополнительные условия синьоры Анджелы – ничтожно малая цена за счастье обладать сокровищем, которое ей поручила Франческа.

Хлеб мертвых

Первый год прошел очень быстро, и по мере того как приближалась годовщина смерти Франчески, Доната скучала по ней все сильнее. Накануне Дня поминовения усопших она зажгла по свече на каждом окне, а после ужина не стала убирать со стола – на случай, если умершие родственники будут верны традиции и навестят их.

– Ничего не говорите бабушке, – предупредила Доната помогавших ей детей. – Она в этом ничего не понимает.

И с тех пор каждый год в День всех святых они запирались на кухне и готовили на следующий день, День поминовения усопших, большую миску грано деи морти[13] – вареной пшеницы с вываренным винным суслом винкотто, зернами граната, орехами, сахаром и корицей. Затем они зажигали в окнах белые свечи, что очень нравилось деревенским жителям, потому что освещенный таким образом задний фасад дома придавал площади Санта-Анна праздничный вид. Однако про стол, накрываемый для мертвых, они никому не рассказывали, чтобы не вызвать неудовольствия бабушки – та охотно отмечала религиозные праздники, но не доверяла народным традициям, считая их язычеством и суеверием. Да и Доната в них не верила. Собственно, она исполняла обычаи не из каких бы то ни было религиозных убеждений, а потому что ей хотелось чувствовать связь со своими предками.

Со второго этажа дома в той его части, что выходила на площадь и церковь Святой Анны, открывался прекрасный вид на кипарисовую аллею, ведущую на кладбище Беллоротондо. Стоя у окна на кухне, Доната ежеминутно думала о Франческе, но никак не могла набраться мужества сходить на могилу двоюродной сестры. Она предпочитала вспоминать ее живой, строящей рожицы с хитрым видом и заразительно смеющейся.

Наконец Доната решилась. В День поминовения усопших 1925 года, перед первой годовщиной смерти Франчески, они впервые после похорон посетили семейный склеп Конвертини. Вышли на рассвете; по пути на кладбище дети развлекались, считая кипарисы по обе стороны дороги. Справа они насчитали сто тридцать шесть, а слева всего сто тридцать два – четыре дерева погибли, их спилили, но никто не позаботился высадить на их месте новые.

На кладбище они первым делом отправились к усыпальнице Конвертини и помолились на могилах Франчески и Антонио. Затем произнесли те же молитвы в другой части кладбища – над скромной могильной плитой Вито Оронцо Пальмизано. И так ежегодное посещение кладбища Беллоротондо в День поминовения усопших было торжественно вписано в календарь семейных традиций.