***

Въехав в небольшую пошарпанную деревеньку, странники оповестили местных, что хотят приобрести оружие да побольше. Их сразу отправили к дому родовитого барина, бывшего тысячника. Сейчас он был разорен и торговал всем подряд из личного нажитого и незаконно приобретенного за годы службы богатства. Военное снаряжение также входило в этот список.

Отворив покосившуюся калитку, компания прошла сквозь запущенный, неприбранный двор и по ступеням поднялась на крыльцо посеревшей от времени деревянной избы с резным козырьком.

— Есть кто дома? — басовито вопросил Наг в приоткрытую дверь, выкрашенную некогда небесно-голубой краской, а сейчас облупленную и местами трухлявую от влаги. На пороге появилась домоправительница — старая бабка, одетая в выцветшее платье в горох, на плечи ее был накинут огромный пуховый, несмотря на теплую погоду, платок, на ногах — толстенные шерстяные носки и берестяные лапти.

— Чаво вам? — неприветливая старуха просунулась в щель между дверью и косяком и оценивающе зыркнула на пришельцев.

— Э-э-э… Нам бы с хозяином переговорить.

— Нет никого. Идите своей дорогой, — вредная карга принялась закрывать дверь, но ее руку перехватили.

— Сара, ты опять за свое? Иди вон лучше кашу варить поставь, со вчерашнего дня ничего не ели.

Домоправительница недовольно хмыкнула, но зашаркала в сторону кухни.

— Всех покупателей мне распугала. Не к добру, говорит, имущество незнакомцам раздавать, пусть и за деньги. А я лучше монетой звенеть буду, чем хлам этот хранить, — мужчина вошел в дом, приглашая троицу за собой. — Как разорились, жена с дочерью к родственникам, что побогаче, в соседний город перебрались. Мол, не привыкли они в условиях, не соответствующих высокому роду, жить. А мы с Сарой так и остались в деревне. Тут и воздух свежий, хочешь — вон тебе речка — купайся, хочешь — к соседям, что поросенка зарежут, на колбасу иди, а коли душа к бутылочке лежит, так без жены оно и спокойнее с мужиками до ночи гулять.

Дом бывшего богача теперь представлял собой обветшалый склад некогда служивших убранством вещей. Друг на друга прямо от входа и по всему пространству жилища были навалены антикварная мебель, посуда, ткани, оружие и предметы декора. Все это покрывал толстый слой белой пыли.

— Ну-с вот… — протянул тысячник, который и сам превратился из представительного вида мужчины в потрепанного, неухоженного мужичка. Его протертые домашние полосатые штаны, в коих, судя по всему, он не гнушался выходить и на улицу, висели до колен, подвязанные тесьмой с кисточками бахромы на концах. Пояс создавал ощущение принадлежности к отделке штор, что, вероятно, было правдой. Рубаха, сшитая из расписного шелка и украшенная кружевными оборками по воротнику и рукавам, уцелевшая с зажиточных времен, нелепо выглядела в сочетании с дырявыми шароварами и стоптанными лаптями. Нечесаные волосы мужчины были торопливо приглажены рукой набок, а кривая борода непослушно кустилась по помятому лицу. Анника медленно перевела взгляд с несуразного хозяина дома на горы распродаваемого им добра. Девушка подошла ближе и вытащила из-под поеденной молью диванной подушки клинок. С детства погруженная в военную тему, она чувствовала себя в своей стихии и не кидалась на первое попавшееся на глаза оружие, а с видом знатока оценивала качество предлагаемого товара.

— Вот неплохой меч. Выкован в Арбинской мастерской. Старый, но ладный. Весит мало, сбалансирован хорошо, управляться с ним будет легко, — она перебросила клинок из одной ладони в другую и ловко подкинула его в воздух рукоятью в сторону Крэда. Парень инстинктивно отшатнулся назад, даже не пытаясь поймать оружие, и то с лязгом упало на деревянный пол. Анника и тысячник настороженно уставились на молодого человека. Пытаясь реабилитироваться, тот неумело поднял меч с пола и потряс им в воздухе: