Меня не обижает ее порыв.

– Королеве должны служить самые красивые и богатые дамы королевства, – просто отвечаю я. – Так устроен двор. Вы должны быть окружены прекрасными девушками, они здесь для того, чтобы найти мужей, они решительно настроены блистать, конечно, на них будут смотреть и придворные, и король.

– Что мне делать? – спрашивает она. – Как сделать свой брак неприступным?

Я качаю головой. Мы обе знаем, что единственное, что она может сделать, чтобы доказать, что Бог благословил ее брак, – это родить живого сына. Пока не явился маленький спаситель, мы все ждем, когда король начнет задавать Господу вопросы.

Отошедший от скорби по сыну король добр ко мне, и мне советуют подать прошение о возвращении состояния и земель брата. Я могу даже попросить возвращения фамильного титула. Я всю жизнь притворялась, что имя мое – ничто, а состояние потеряно, поэтому теперь не могу не захотеть вернуть и то и другое.

От этого предприятия кружится голова, словно я опять выхожу из холодного монастыря к весеннему двору, выхожу из тьмы, щурясь от света. Я переписываю богатства брата, которых он лишился, когда отец короля забрал его из класса и бросил в Тауэр. Перечисляю титулы, которыми обладала, когда шла от них прочь, по проходу к алтарю, чтобы стать женой простого рыцаря Тюдоров. Поначалу с опаской, будто иду на риск, я называю свое великое имя, определяю размеры своего состояния и говорю, что все это было моим, моим и только, что Тюдоры неправедно отняли это у меня, а теперь я хочу все вернуть.

Я вспоминаю злые молитвы в Сайонском аббатстве и, усмирив гнев, пишу королю осторожное прошение, облекая просьбу в такие слова, чтобы это не было осуждением алчного тирана, его отца, но лишь умеренным требованием своего. Требованием ради моих сыновей, им должно принадлежать то, что было нашим, я хочу, чтобы мне вернули величие, я снова хочу быть Плантагенетом. Ведь время пришло, я могу быть Плантагенетом. Я наконец могу быть собой.

Поразительно, но король удовлетворяет прошение. Свободно, щедро, великодушно он дает мне все, о чем я прошу, и говорит, что раз уж я по рождению и по склонности – одна из величайших дам королевства, состояние у меня тоже должно быть самым большим. Я стану тем, кем должна была стать по рождению: Маргарет Плантагенет, богатой, как Йоркская принцесса.

Я прошу королеву о позволении покинуть двор на один вечер.

– Хотите рассказать детям, – улыбается она.

– Это изменит для нас все, – говорю я.

– Поезжайте, – отвечает королева. – Поезжайте в свой новый дом и встречайте их там. Я рада, что вы наконец добились справедливости, я рада, что вы снова Маргарет Плантагенет.

– Графиня Солсбери, – отзываюсь я, приседая в глубоком реверансе. – Он вернул мне мой фамильный титул, я в своем праве. Я графиня Солсбери.

Катерина смеется от радости и говорит:

– Как роскошно. Как по-королевски. Дорогая моя, я так за вас рада.

Я сажусь с Урсулой, которой уже тринадцать, и ее младшим братом Джеффри на королевскую барку, которая отвезет нас ниже по течению, в Л’Эрбер, прекрасный дворец Плантагенетов на берегу реки, рядом с Тауэром; король вернул его мне, и я позаботилась о том, чтобы в большом зале развели огонь и в подсвечниках горели свечи. Когда приедут мои мальчики, дом должен быть теплым и гостеприимным, пусть все домочадцы увидят их ярко освещенными, словно актеров в мистерии, пусть увидят, как мальчики Йорков возвращают себе свое.

Я жду их, стоя перед жарким дровяным огнем в большом зале, рядом со мной Урсула, за руку я держу семилетнего Джеффри. Первым, как положено, входит Генри, опускается на колени, чтобы я его благословила, а потом целует меня в обе щеки и отступает в сторону, чтобы дать дорогу Артуру. Они стоят на коленях передо мной, почтительная поза скрывает их рост и силу. Они уже не мальчики, они юноши. Я пропустила пять, почти шесть, лет их жизни, и никто, даже король Тюдор, не может мне этого вернуть. Эту потерю не восполнить.