И все это время я хотел поцеловать ее, погладить груди, а может быть даже и запустить ей руку между ног.

Наконец я увидел удобное место. Над тропой нависал старый кирпичный мост, мы остановились под ним и я прижал ее к себе. Ее губы приоткрылись навстречу моим.

И тут она неподвижно застыла и похолодела.

– Привет, – сказал тролль.

Я выпустил Луизу из объятий. Под мостом было темно, и тень тролля заполняла собой мрак.

– Я заморозил ее, – пояснил тролль, – так что мы можем поговорить. Короче, я хочу съесть твою жизнь.

Мое сердце отчаянно заколотилось, и я почувствовал, что дрожу всем телом.

– Нет.

– Ты сам сказал, что вернешься ко мне и вернулся. Ты научился свистеть?

– Да.

– Хорошо. А я так и не сумел. – Чудище принюхалось и кивнуло. – Я доволен. Ты накопил в себе жизни и опыта. В тебе всего стало больше. Для меня.

Я схватил неподвижную и безмолвную Луизу, и толкнул к троллю.

– Не надо меня есть. Я не хочу умирать. Возьми ее. Уверяю: она покажется тебе гораздо вкуснее меня. И она на два месяца старше. Почему бы тебе не забрать ее?

Тролль промолчал.

Но обнюхал Луизу с ног до головы, особым образом уделив внимание ногам, паху, грудям и волосам.

А потом посмотрел на меня.

– Она невинна, – проговорил он, – а ты нет. Я не хочу ее. Хочу тебя.

Я отступил к началу моста и посмотрел на ночные звезды.

– Но я не испробовал многого, – заметил я отчасти обращаясь к себе самому. – То есть, никогда еще не делал. Например, еще не занимался сексом. A еще никогда не был в Америке. И вообще, никогда еще… – я умолк. – Ничего толком не сделал. Пока что.

Тролль молчал.

– Я же могу прийти к тебе снова. Когда стану взрослым.

Тролль продолжал молчать.

– Я приду к тебе. Я вернусь. Честное слово.

– Вернешься ко мне? – переспросила Луиза. – Почему? Разве ты собираешься уходить?

Я повернулся. Тролль исчез, и девушка, которую я, как мне казалось, любил, стояла в тени под мостом.

– Идем домой, – сказал я ей. – Пошли.

И мы отправились назад, и больше не произнесли ни слова. Она связалась с барабанщиком из панк-группы, которую я собрал, а потом, гораздо позже, вышла за кого-то другого. Однажды мы с ней встретились в поезде, уже после того, как она вышла замуж, и Луиза спросила меня о том, помню ли я ту ночь.

Я ответил, что помню.

– А ведь ты действительно нравился мне тогда, Джек, – сказал она. – Я думала, ты хотел поцеловать меня, хотел сделать мне предложение. Я сказала бы тебе «да». Но ты промолчал.

– Но я промолчал.

– Да, – сказала она. – Ты промолчал.

Она была очень коротко стрижена. Прическа не шла ей.

Я больше никогда не видел ее. Аккуратная женщина, напряженно улыбавшаяся мне, ничем не напоминала ту девушку, которую я любил, и разговор с ней складывался неловко.

Я перебрался в Лондон, a потом, через несколько лет приехал обратно, однако городок, куда я вернулся, ничем не напоминал тот город, который я помнил. Здесь больше не было полей, ферм, узеньких каменистых тропинок, и при первой возможности я перебрался в крохотную деревеньку, находившуюся в десяти милях от города.

Перебрался с семьей – теперь я был женат, у нас был ребенок, – в старинный дом, в котором много лет назад была железнодорожная станция. Рельсы давно убрали, и пара живших напротив нас стариков выращивала овощи на месте путей.

Я начал стареть. И однажды заметил на виске седой волос. В другой день я прослушал запись своего голоса, и понял, что он похож на голос моего отца.

Работал я в Лондоне, занимался артистами и репертуаром в крупной звукозаписывающей компании. Ездил в город днем на поезде, а по вечерам иногда возвращался домой. В Лондоне у меня была крохотная квартирка. Трудно ездить за город, когда группы, которые ты прослушиваешь, не выходят на сцену раньше полуночи. А это в свою очередь означало, что меня достаточно легко соблазнить, что нередко и случалось.