- Артур у меня на глазах обшарил весь источник. Тела нет. Или, может быть, мне залезть туда и проверить самому? Хотя, честно говоря, и подумать об этом мерзко. А если я полезу – а он опять всплывет?

Вероника задрожала, представив себе картину.

- Не надо. Вообще лезть к этому источнику не стоит. Мне бабка сказала.

- Какая еще бабка?

- На дорожке в роще. Встретилась женщина, вся в черной одежде, сказала, чтобы я не ходила сюда. Нечего Адама беспокоить, говорит. Артуру все равно, говорит, а людям не все равно. И по абхазски еще что-то бормотала.

- Адама? Точно? Не адау?

- А ведь и правда! – воскликнула девушка. – Тот, двухголовый, что на картине. О нем еще Фатима не захотела разговаривать! Наверное, она сказала именно "адау" – я просто не поняла.

- Двухголовый, - хмыкнул Воронов. – Вот насчет двухголового – сомневаюсь. А в том, что кто-то убил Суслова и спрятал его труп, у меня сомнений нет. И, возможно, этот кто-то сейчас где-то неподалеку затаился.

- Пойдем отсюда, - Ника поежилась. - Мне кажется, что за нами постоянно кто-то следит. Просто кожей чувствую чей-то взгляд.

- Я тоже, - признался Федор. - Но думал, что это нервное. У меня такое в Приэльбрусье было - иду последним в связке и чувствую спиной чей-то взгляд. Просто дыру в пуховике прожигает.

- И кто это был? - с интересом спросила Вероника. Они уже отошли от источника, и она немного успокоилась.

- Понятия не имею. Конечно, потом мне ребята пытались лапшу на уши вешать насчет Черного Альпиниста.

- Черный Альпинист? Это который в горах погиб и потом людей пугает?

- Да, что-то вроде этого. О йети - снежном человеке еще говорят. Но такие сказки - для новичков. Хотя, что-то есть, конечно. Не все так просто.

- Смотри, что это там? - Вероника остановилась и указала на столб белого дыма, поднимавшийся над деревьями. - Пожар?

- Не похоже, - Федор вгляделся вдаль. - При пожаре дым обычно черный. Пойдем, посмотрим?

- Думаешь, стоит? - в голосе девушки слышалось сомнение. - Мне эта старуха сказала, что лучше вернуться и сидеть в пансионе. Я бы вообще уехала, но жаль лечение бросать. Только-только отеки начали спадать.

Она пошевелила в воздухе пальцами.

- Ты руки лечишь? - догадался Федор.

- Руки, пальцы. Я вообще-то скульптор. Всю прошлую зиму в мастерской отопления не было. Приходилось работать с холоднющей глиной. Вот суставы и стали распухать.

Воронов посмотрел на неё с некоторым изумлением. До этого Вероника казалась ему избалованной дочкой состоятельных родителей, а она, оказывается, занимается скульптурой. К художникам и вообще людям творческим он всегда относился с некоторым пиететом. Возможно потому, что сам был технарем до мозга костей. Ему казалось, что рисовать, ваять или писать музыку способны какие-то особые существа. А вот надо же - стоит перед ним такое встрепанное и испуганное… в сарафане.

- Ты чего застыл? - дернула его за рукав футболки Ника. - Пойдем.

- Нет, я все же гляну, что там происходит. А ты или дальше беги сама, или тут подожди.

Тяжко вздохнув, Вероника решилась:

- Ладно, давай посмотрим.

Они дошли до той самой площадки, с которой террасами поднимался сад и, почти крадучись, начали взбираться вверх.

- Стой, - прошептал Федор.

Перед ними был угол дома, сложенного из камней. На его плоской крыше виднелось несколько облаченных в черное фигур. То есть облаченных полностью, включая головы. Приглядевшись, Воронов понял, что это женщины. Они сидели, вздев руки, вверх вокруг источника дыма, невидимого снизу и что-то нараспев повторяли. Слова были непонятными и звучали довольно зловеще даже при свете дня.