– Ты предвзята, – заметил Логинов.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, он смазливый, этот Роман Вагнер, не находишь?

– Нахожу, только это не имеет отношения к тому, способен он зарезать кого-то или нет!

– Ну-ну, – усмехнулся. Виктор. – Ладно, давай сюда список: попробуем отловить всех поодиночке!

– Тут еще несколько имен, – добавила Лера. – Адвоката я тоже опрошу сама, а вот партнеры и работники офиса Вагнера – на вас, ОК?

– К чему нам его партнеры? – пожал плечами опер. – Разве не очевидно, что дело это – сугубо семейное?

– Признаться, я тоже склоняюсь к такому выводу, но для очистки совести мы должны рассмотреть и эту версию. Кроме того, кто-нибудь из этих людей может что-то знать об истинном характере отношений Карла с родственниками: вдруг они вспомнят какие-то случаи, свидетелями которых они стали, или, скажем, сам Вагнер что-то рассказывал… Короче, список я дала – работайте: необходимо закончить с допросами до похорон, чтобы иметь более или менее ясную картину!

На доклад к Сурковой Лера шла неохотно: ей не о чем было доложить. Кое-что, конечно, выяснить удалось, но все же недостаточно, чтобы хвалиться хорошо проделанной работой. Однако у Леры создалось впечатление, что начальнице и самой есть что ей сообщить, так как не в ее правилах без нужды подгонять подчиненных.

– Ну, удалось что-нибудь узнать за то малое время, какое у вас было? – поинтересовалась Суркова.

– Я поговорила с вдовой, и она дала кое-какие наводки, – ответила Лера. – Опера побежали по адресам, а я прямо сегодня собираюсь наведаться в частную психиатрическую лечебницу, где лечится Роман Вагнер.

– О… так он, выходит, психиатрический больной?

– Получается, так. Честно говоря, я удивилась. Правда, мне всего дважды удалось с ним пообщаться, но он не производит впечатления душевнобольного!

– Ну, мы же с вами в курсе, что диагнозы бывают разные… Не думаю, что вам много удастся вытянуть из работников лечебницы, тем более негосударственной, однако попробуйте… Вы беседовали с адвокатом Вагнера?

– Нет, а что?

– Мне стало известно – даже не спрашивайте откуда, – что адвокат семьи Вагнеров убеждает Романа сознаться в убийстве.

– Правда?

– Похоже, семейство пребывает в убеждении, что он и есть убийца, поэтому и адвокат, работающий на них, подталкивает подозреваемого к этой мысли. Что-то не любят они своего родственника, вам не кажется?

– Ой, Алла Гурьевна, вы же не знаете главного: Роман – не родной сын Карла Вагнера, покойный его усыновил!

– Ах вот в чем дело… Что ж, это многое объясняет!

– Причем, заметьте, Карл сделал это, когда парню исполнилось шестнадцать: нечасто детей забирают в таком возрасте!

– Тут я с вами соглашусь, – кивнула Суркова. – Мне приходилось сталкиваться с органами опеки, и я пришла к выводу, что самый популярный возраст усыновления – до двух лет, следующий – до шести, а после десяти уже практически нет шансов, если только не в профессиональную приемную семью… А Роман усыновлен или взят под опеку?

– Вдова утверждает, что усыновлен: она просила Карла не торопиться и сначала оформить опекунство, но тот уперся.

– Занятно… С одной стороны, понять можно, ведь он потерял сына, но с другой – не проще ли взять мальчика помладше?

– Я тоже так считаю, но, видно, у Карла были свои причины!

– Похоже на то. Так вот, возвращаясь к адвокату: Роман, насколько я знаю, отказывается признать вину и продолжает твердить, что ничего не помнит о дне убийства, однако мне кажется, семейный адвокат вряд ли настроен его защищать.

– Предложить ему общественного?