Движения юного княжича в бою были очень изящными и ловкими. Его гибкости могла позавидовать любая девица, но при этом он обладал немалой силой, так что даже громадному Мартину приходилось с усилием сдерживать удары его меча.
- Молодец, Светлячок! – кричал старший брату и только ему одному было позволено так золотокудрого величать. – Вот только выпад слева у тебя слабенький!
Эвери с еще бо́льшим усердием принимался разить «врага» и не выпускал из рук меча до тех пор, пока из кухни не начинал звучать пронзительный колокольный звон, оповещающий о приготовлении к завтраку.
Наконец Мартин бросил прочь свое орудие и похлопал брата по плечу.
Мальчишка выглядел счастливым и широко улыбался. Его лучистые голубые глаза в обрамлении необычайно длинных темно-коричневых ресниц сияли, а на щеках проявились очаровательные ямочки, сделавшие мальчика необычайно красивым.
Замершая неподалеку пятнадцатилетняя Армина – дочь кухарки – едва не выронила из рук плетенную корзину с постиранным бельём. И хотя весь замок безбожно называл княжича несчастным идиотом, обвинить его в непривлекательности было нельзя, а уж улыбку его – такую потрясающе очаровательную и неотразимую – Армина видела едва ли не впервые.
Между тем мальчишка поспешил уйти в свое крыло замка, где и он и проводил большую часть своего времени. Он никогда не присутствовал на общих трапезах, да и при гостях обычно никогда не появлялся. Его комнаты находились в отдалении от всех остальных. И прислуживали ему только два человека: старая и сердобольная нянька Сарра, которая ухаживала за его одеждой и наводила порядок в комнатах, и старик Бойли, заботящийся о том, чтобы в зимние месяцы в этом крыле было относительно тепло.
К моменту его возвращения Эвери уже ждала большая бадья с тёплой водой, кусок грубого солдатского мыла и огромное потертое полотенце, в которое мальчика заворачивали еще в младенчестве.
Сарра тоже была тут и в очередной раз смотрела на своего подопечного жалостливым взглядом.
- Ну что же вы так, госпожа… - прошептала она жалобно, но Эвери развернулся и посмотрел на нее с глубоким укором.
- Нянь! Я же просил!!! Я «господин»!!! И это не обсуждается!
Но увидев боль в глазах худенькой старушки, он смягчился и, подойдя, обнял её.
- А вдруг отец услышит??? Он же тебя не пожалеет!!! Я… мальчик, и это навсегда. Ты же знаешь…
Женщина всхлипнула и согласно кивнула.
- За что же вам… такое унижение??? Вы ведь…ох!
Она не договорила и, вытирая от слез морщинистое лицо, поспешила уйти, потому что Эвери предпочитал мыться в одиночестве.
Он быстро сбросил с себя пропахшую по́том одежду и нырнул в бадью.
Вода расслабила уставшее тело, и он, откинувшись на край бадьи, закрыл глаза.
В голову лезли всякие тяжелые думы. И хоть он открещивался от жалостливых слов няни, в глубине сердца он тоже постоянно спрашивал: почему? Почему с ним приключилась такая беда, что он родился какой-то неправильной ненормальной девушкой, которая так похожа на мужчину и вынуждена всю оставшуюся жизнь скрывать свой «женский» позор?
Эвери устало выдохнул, тщательно натер себя мыльной тряпицей, вымыл свои короткие волнистые волосы, лежащие вокруг лица ореолом, и вылез из бадьи.
Обсушив себя полотенцем, он в обнаженном виде подошел к большому зеркалу на стене и замер.
Высокий рост, гибкое сильное тело с четко очерченными мускулами, но при этом длинная тонкая шея и узкие ладони. Округлых пропорций, присущих женщинам или той же старшей сестре Оливии, нет. Плечи довольно широкие, талия фактически отсутствует, бедра узкие, ноги мускулистые и крепкие, но без единого волоска. Груди почти нет, но подвязывать ее все равно нужно, чтобы ничего провокационно не торчало из-под рубашки. Да, тело женское, но ужасно несуразное, непривлекательное и чрезмерно мускулистое.