Уж лучше бы чертей меня пасти послала, честное слово, чем вот так игнорировать! Это же не просто обидно. Это как-то не по-человечески даже…

Чувствуя, как из моего организма стремительно испаряется весь аккумулированный после обеда эндорфин, я плюхнулась в свою кровать и тут же скатилась под нее, испуганно хватаясь за бока.

На голубо-сером шерстяном одеяле с цветочным узором остались две помятые коробки и один не аккуратно упакованный сверток из засаленной оберточной бумаги, перехваченной обыкновенной джутовой бечевкой. 

— А это что? Мне? - испуганно спросила я, даже не надеясь на ответ.

Но Ви неожиданно снизошла до него. Впрочем, не упустив случая еще раз закатить глаза и устало вздохнуть:

— Если лежит на твоей кровати, значит тебе.

Я осторожно, на вытянутых руках подняла со своей подушки самую маленькую из коробок и повертела ее в руках. Никаких марок или надписей на ней не обнаружилось. Только на выцветшей шелковой ленте, которой была перхвачена эта коробочка, на одной из сторон обнаружилась смазанная сургучная печать. Что на ней изображено - было уже не определить, т.к. запечатана эта коробочка была явно очень давно, да и хранилась судя по всему не очень бережно. 

Не нашлось никаких указаний на таинственного отправителя всего этого добра и на других посылках.

— А от кого это могло мне прийти?

— Не знаю и даже знать не хочу. - Проворчала Ви, выудив из хрустящего свертка что-то воздушное, небесно-голубое с лентами.

Улыбнулась счастливо, но потом, вдруг вспомнив о чем то, вновь помрачнела и, обернувшись ко мне добавила:

— Если ты говоришь правду… и действительно ничего не знаешь о своей семье, то лучше не открывай.

Я с удивлением уставилась на нее. Ведь мне на секунду показалось, что эти ее слова прозвучали с искренним сочувствием. Нет! Даже с заботой!

— Что, думаешь сообщники моего жуткого папочки прислали мне полкило спор Сибирской язвы?

Ви поморщилась.

— Ты иногда так странно говоришь. Вот вроде бы понятно о чем, но все равно какая-то околесица. В общем-то мне все равно, делай что хочешь… только меня в это не впутывай.

И снова отвернулась, принявшись распаковывать большую празднично оформленную коробку. Наверно, все эти вещи вокруг нее - были подарками от родственников в честь поступления в Академию.

Сомнительный на мой взгляд праздник и все же…

Я еще раз посмотрела на две выцветшие коробочки и засаленный сверток возле себя. Н-да… может Ви и права, ничего хорошего там лежать не может. Ведь мало ли кто прислал их, да и адресованы они были Каре Итмонт, а не Сашке Мироновой. Судя по тому насколько в этом мире ненавидят ее знаменитого родителя, в них может оказаться все, от бомбы-вонючки до реально опасной гадости. 

Но, с другой стороны, неужели у них, в этой Академии Стражей, налево и направо кричащей о своей исключительности и мощи, здесь нет какой-нибудь приличной службы охраны? Эдакой магической таможни, которая блюдет, чтобы нерадивые студенты всякие артефакты первого уровня в банках с бабушкиным вареньем не получали?

В общем, каюсь, любопытство мое значительно перевесило здравый смысл и я, с интересом кладоискателя, принялась распаковывать безымянные посылки.

На самой маленькой из коробок заскорузлая сургучная печать даже не сломалась, а прахом осыпалась, стоило мне немного поддеть ее ногтем. Стащив с нее выцветшую ленту, судя по розовому налету оставшемуся на ней, когда-то наверно бывшую ярко-алой, я разорвала ветхую бумагу и поднесла к глазам черную лакированную шкатулку с маленьким золотым замочком на крышке. Тяжелая, она даже на ощупь казалась какой-то дорогой, эксклюзивной. Наверно в нашем мире в такие до сих пор упаковывают какие-нибудь браслеты на миллиарды долларов.