– Валлиец? – спросил Кадфаэль, задумчиво глядя на мальчика. Его наверняка назвали в честь Брана Благословенного, первым принесшего в Уэльс Евангелие.

– Отец валлиец. – Марк серьезно посмотрел на друга, глаза его были преисполнены надежды. – Ты думаешь, его можно вылечить? Совсем вылечить? Теперь-то его хотя бы кормят. Матери же суждено умереть здесь. Что ж, как бы то ни было… сейчас ей уже все равно: она очень добрая, но теперь даже рада сбыть его с рук. И все-таки я верю – мальчик еще сумеет вернуться в мир здоровым.

«Или уйти от мира, – подумалось Кадфаэлю. – Ибо, если ребенок следует за тобой так настойчиво, он не может не проникнуться духом служения Богу в церкви или обители, аббатство же под рукой».

– Способный ребенок? – спросил Кадфаэль.

– Способнее многих, кто обучен латыни и знает счет и письмо, кто ходит в тонком льне и с кем носятся верные мамки. Я пытаюсь научить его чему-нибудь по мере моих сил.

Они вместе подошли к дверям приюта. Многоголосый гул усилился, а сквозь него стал слышен еще какой-то нарастающий шум. С главной дороги доносилось позвякиванье колокольчиков на конских сбруях, слышались призывные крики сокольничих, смех, разговоры, приглушенный стук копыт по заросшей травою обочине, которую всадники предпочитали открытой проезжей части. Чей-то свадебный кортеж приближался к приюту.

– Говорят, первым должен проехать жених, – вымолвил Марк.

Он ступил с залитого светом крыльца в полумрак залы и повел Кадфаэля к шкафчику с лекарствами. Один ключ от шкафа хранился у Уолтера Рейнольда, управляющего аббатством, второй же был у брата Кадфаэля. Монах раскрыл суму и начал вытаскивать из нее принесенные снадобья.

– Ты что-нибудь знаешь о них? – спросил Марк, в котором любопытство взяло верх.

– О них? – пробормотал Кадфаэль. Он был всецело занят заполнением пустот на полках шкафа.

– О тех знатных людях, что едут сюда сочетаться браком. Мне известны только их имена. Да меня все это не так уж волнует, – произнес Марк с краской смущения на лице. – Но наши здешние подопечные, несмотря на язвы и увечья, прознали обо всем Бог знает как. Это событие греет их души, словно искра Божья. Похоже, любое яркое происшествие, отблески которого лишь падают и на них, куда действеннее моих стараний. И ведь это всего-навсего свадьба!

– Свадьба, – с серьезностью проговорил Кадфаэль, выкладывая из мешка склянки с мазями и пузырьки с настоями для примочек, приготовленными из альканны, анемона, мяты, норичника и овса с ячменем, – свадьба есть соединение двух жизней и, стало быть, дело отнюдь не презренное. – Он присовокупил к лекарствам еще и плоды горчицы: пасты и припарки из нее служили весьма эффективным средством борьбы с хроническими язвами. – Каждый мужчина и каждая женщина, прошедшие через это испытание, – продолжал он задумчиво, – безусловно должны переживать за людей, которым оно еще предстоит. Даже те, кого оно минуло, могут мысленно посочувствовать вступающим в брак.

Прежде чем переступить порог обители, Кадфаэль успел набраться житейского опыта. Он испробовал себя во всех видах житейского единоборства – за исключением брака. Впрочем, однажды он лишь чудом избежал брачных уз. Припомнив все это, Кадфаэль почувствовал некоторое замешательство.

– Имя этого барона весьма знаменито, но я о нем ничего не знаю. Говорят, он в большой милости у короля. И, по-моему, я знал когда-то одного родственника невесты. Но из той же она ветви этого рода или нет – мне неизвестно.

– Я надеюсь, она красива, – вымолвил Марк.

– Приору Роберту было бы очень интересно услышать подобное из твоих уст, – сухо произнес Кадфаэль и закрыл дверцу шкафа.