Штык-нож – подарок тестя

На сезон я был обеспечен продуктами, снабжен рацией РПМС времен Великой Отечественной и тремя рабочими.

Так осуществилась моя давнишняя мечта – пожить в избе, где днем прохладно и нет комаров, а в непогоду тепло от печки буржуйки.

Сидишь у печки в кресле, качаешься, а за окошком дождик по стеклам или снежинки хлопьями… Спидола играет… Лепота! Мы выбрали для жилья большую избу с двумя комнатами (по 30 кв. м.), прихожей и кладовкой. Это была изба то ли администрации, то ли камеральная в оставленном небольшом поселке геологов-разведчиков. В первые же дни мы застеклили поврежденные окна (я поразил Осташкина, достав из своих запасов стеклорез), починили крышу и я даже притащил из одной избушки самодельное, но искусно сделанное, кресло качалку.

Ну вот, теперь, когда вступление закончено, можно перейти к делу!

Работать самостоятельно мне нравилось. Каждый день, за исключением дождливых, мы лазили на склоны, выходили на аномальные участки, хорошо определяемые на склоне сгущением кустарника тальника и ольхи (высотой до 1.5—2 м), копали в нижней части участка, чуть ниже сгущения кустарников, закопушки до мерзлоты (см 40—60) и набирали в пробные брезентовые мешки выбранный элювиально-делювиальный материал. Затем спускались к речке и промывали породу лотками.

Вечерком я выходил на речку со стереоскопической пластиковой 3-х метровой удочкой и на «мушку» нахлыстом на небольшой тройничок (с пучком кудрей, подвитых зажженной спичкой до кудрявости), ловил небольших хариусов. Для крупной рыбы здесь было слишком мелко. Куропатку можно было подстрелить прямо меж домиков – если тихонько идти, они выдавали себя тревожным гортанным гульканьем.

Отработав участок, мы загрузили 500-ку продуктами, спальниками и личными вещами и перебрались на несколько километров выше по речке. Здесь тоже были домики и обогатительная фабрика, построенная для оценки выявленных кимберлитовых тел на алмазы. Выбрав наиболее приличный домик, накрыли крышу ярко-зеленым толстым брезентом, выведя трубу буржуйки на чердак, а по нему металлическими коробами к не заколоченным фронтонам, и продолжили свою работу.

Сибирская куропатка

Забегая вперед, могу рассказать забавный случай с Колей Твердуновым, который на следующий год оказался на этом участке и поселился в этом же домике.

– Поселились, – рассказывал он, – затопили печку и я вышел из избушки полюбоваться речкой и окрестностями. Стою, оглядываю окрестности, фабрику и мимоходом глянул на крышу… И оторопел! Печка топится, а ни трубы ни дыма нет. Я бросился в избу… Печка спокойно гудит… Все хорошо… Что за чертовщина?! Полез на чердак, все понял и успокоился.

Надо добавить, что у Коли был какой-то трагический случай, связанный с угаром от печки с кем-то из его родственников, поэтому к этим делам он относился очень болезненно и осторожно.

Что-то я никак не доберусь до основной части своего рассказа. А она произошла на второй мой полевой сезон работы по кимберлитовым телам. Но первый определил и второй. Не было бы результатов по первому, не было бы такого интересного второго. Как без начала не бывает и конца…

Поскольку незначительное количество минералов-спутников можно было принять за некую зараженность ими от уже выявленных кимберлитовых тел выше по склонам (а одна из них, располагаясь на самой поверхности сопки, давала такой широкий шлейф зараженности вниз и в стороны по склонам, такой треугольник), что я отрабатывал участок, можно сказать, машинально, надеясь больше на результаты минералогического анализа. Шлихи на минанализ я отсылал относительно регулярно, ко мне оказией залетал вертолет из Жиганска и привозил свежие батареи (у меня было что-то с питанием для рации – я превосходно слышал всех, а меня только в партии Шахотько и то слабо) и даже как-то залетел сам Осташкин, озабоченный плохой связью со мной, и привез новую рацию.