Маша приготовилась возражать, но мужчина остановил ее жестом:

– Если бы это была ваша родня, пусть седьмая вода на киселе, я бы слова не сказал против, но ведь девочка вам, насколько я понял, совсем чужая. Ох, трудно все это. Вы даже пока не представляете. А я – знаю. У меня две дочери. Уже взрослые, слава Богу. Но что нам с женой пришлось перетерпеть в их тринадцать – пятнадцать лет! Это же уму непостижимо. Терпел только потому, что родные. Куда деваться? А тут – чужой ребенок с такой глубокой психологической травмой.

– Она нормальная.

Он поморщился:

– Я не об этом. Ваша девочка перенесла такие глубокие потрясения в эти три месяца… эти потрясения в дальнейшем могут обернуться не самой лучшей стороной. Вырасти во что угодно – в равнодушие, в жестокость, ростки, которые посеяла жизнь, оказываются сильнее вас. Детство – сильнее всего дальнейшего воспитания. Увы, но это так. Причем ростки эти прорастают в тихих и милых детках в самый неподходящий момент. Оказывается, у них когда-то были родители-алкоголики. Их мало любили, допустим, первые два года жизни. Уверяю вас – вылей вы на них ушат любви, не закроете ту дыру, которая образовалась в те два года.

Маша молчала. Молодой протянул ей сигарету, она отрицательно качнула головой.

Старый передохнул и продолжил наступление:

– Это адский труд. Самоотречение, позволю себе сказать. А вы так молоды, небось женихов море?

– Один.

«Зато какой!» – подумала Маша.

Тут подал голос молодой:

– А он в курсе?

– Он прекрасный человек, – напористо заговорила Маша. – Сильный, благородный. Я уверена, он меня поддержит.

Молодой чуть дернул бровью. Маша готова была его убить за это движение. Да как он смеет сомневаться в Борисе! Какие они тут все умные! Все-то наперед знают о людях! Что будет через десять лет! Хоть ложись и помирай в самом деле!

Старый, напротив, совсем не отреагировал на Машины слова. Смотрел на нее с оттенком грустного сожаления: не верил.

– Я могу все выяснить, – пообещал молодой. – Все подробно запишу. Вот моя визитка. Позвоните, я скажу, какие документы нужны.

И он протянул девушке аккуратный листочек картона. Маша сунула его в карман куртки.

– Да, и на всякий случай черкните мне ваш телефон.

Маша черкнула. Ей отчего-то стало жалко старого. Хотя какой он старый? Не больше шестидесяти. Хотелось ему сказать что-то хорошее. И она сказала:

– Все, что вы говорите, правильно. И не думайте, что я такая уж дурочка наивная – не понимаю. Но если бы вы ее видели! Я просто не могу иначе.

– Дай вам Бог, девушка, – отозвался он, думая о своем.

На крыльце Машу догнал молодой.

– Я могу вас подвезти. Меня Владислав зовут. Можно Влад.

– Маша.

Маша устало плюхнулась на переднее сиденье его «жигуленка» и с облегчением подумала, что на сегодня мытарства закончены. Сейчас она придет, выпьет горячего чая с лимоном и завалится спать.

При мысли о чае она оживилась, даже стала болтать с Владом. В разговоре он производил приятное впечатление: обаятельный и неглупый.

– Вам нравится ваша работа? – спросила Маша, чтобы заполнить паузу.

– Сегодня – да, – отозвался Влад и засмеялся.

– Я серьезно. – Маша с интересом глянула на парня.

– В омоновцы я по комплекции не подхожу, так что в самый раз. Пока.

– Пока? А потом?

– Планы у меня грандиозные, Машенька. А вот вы наверняка – учительница. Угадал?

Маша нахмурилась. На ней что, несмываемая печать школы?

– Это почему же?

Влад опять заливисто рассмеялся.

– Угадал! Ей-богу угадал!

Маша не могла не улыбнуться в ответ.

– Вообще-то я сейчас работаю переводчицей, так что…