Готовиться к смерти, конечно. Буквально обгадиться до смерти. Думаю, мой сфинктер в этой милой ситуации просто вылетит из тела, как серпантин в кружочках с детских праздников (осмелюсь даже сказать, что он, возможно, издаст веселый гудок), и я тихо истеку кровью в своем собственном спальнике.
Книга Герреро была написана в 1985 году. С того момента, согласно статье в New York Times, количество нападений медведей на людей в Северной Америке увеличилось на 25 %. В этой статье также сообщалось, что медведи скорее нападут на человека весной после неурожайного года. Как раз предыдущий год выдался очень неурожайным, особенно на ягоды. Все это мне, конечно, совсем не нравилось.
К тому же я волновался по поводу одиночества. Мне все еще не вырезали аппендицит, да и вообще – некоторые мои другие органы тоже могли загнить или разорваться в пустыне одиночества окружающего меня девственного леса. И что мне тогда делать? Что, если я упаду с края скалы и сломаю спину? Что, если я потеряю тропу среди вьюги, или если ядовитая змея укусит меня в глотку, или если я потеряю равновесие на скользких камнях посреди реки, упаду и пробью череп? Знаете, человек может утонуть в шести сантиметрах воды. Можно умереть, всего-навсего вывихнув лодыжку. Нет уж, мне все это совсем не нравилось.
На Рождество я отправил кучу открыток, приглашая знакомых присоединиться к моему путешествию или хотя бы к его части. Никто, конечно, не ответил. Но потом, в конце февраля, когда я уже готовился к выходу, мне позвонили. Это был мой одноклассник Стивен Кац. Мы вместе росли в Айове, но потом перестали общаться. Те из вас, кто читал «Ни там, ни тут», может быть, и помнят Каца – моего попутчика в путешествии по Европе. В последующие 25 лет я раза три или четыре сталкивался с ним, когда приезжал домой, но больше никак с ним не контактировал.
– Я долго думал, стоит ли звонить, – сказал он медленно. Казалось, он подыскивает слова, – но эта Аппалачская тропа… Может, мне пойти с тобой?
Я не верил своим ушам.
– Хочешь присоединиться?
– Если это не очень удобно, то о’кей, я понимаю.
– Нет, – сказал я. – Нет, нет, нет! Пойдем! Я очень хочу, чтобы ты пошел!
– Правда? – казалось, что он сильно обрадовался.
– Конечно. – Я не мог поверить своим ушам. Мне не надо было быть одному! Я даже начал пританцовывать. Мне не надо было быть одному.
– Я не могу и передать, как я тебе рад.
– Ох, это прекрасно, – сказал он с облегчением, а потом добавил таким тоном, будто признавался в преступлении: – Я думал, что ты, возможно, не захочешь меня брать.
– С чего бы это?
– Потому что, ну-у-у-у, я все еще должен тебе шестьсот баксов со времен Европы.
– Что? Конечно нет! Ты должен мне шестьсот баксов?
– Я все еще хочу их вернуть.
– Эй, – сказал я, – эй, – я не мог вспомнить никаких шестисот долларов. Я никогда не забывал долги такого размера, и поэтому мне понадобилось время для того, чтобы заговорить: – Послушай, это не проблема. Просто пошли со мной. Ты уверен, что готов?
– Абсолютно.
– В какой ты форме?
– В отличной. Я много хожу пешком.
– Правда? Для Америки сегодня это необычно.
– Да, у меня за долги машину забрали.
– О-о-о…
Мы еще немного поговорили о том и об этом: о его маме, моей маме, о Де-Мойне. Я рассказал, как мало знал о тропе и о лесах, которые нас ждали. Мы договорились, что в следующую среду он прилетит в Нью-Гэмпшир, мы будем два дня готовиться, а потом уже пойдем. В первый раз за несколько месяцев я почувствовал некую уверенность. Он тоже казался невероятно бодрым, особенно для человека, которому это делать вовсе не обязательно.