А несколько недель назад Никита написал сам, спросил, как дела. Спросил буднично, как и не было между ними многолетней тишины.

«Звучит заманчиво!» – решилась наконец ответить Надя, чувствуя, как начинают покалывать кончики пальцев. Сенсорный экран через раз реагировал на взмокшие подушечки.

Она не впервой ломала голову, всерьез ли эти намеки, или ей только кажется, и теперь понимала всех парней мира, которые не умеют ориентироваться в знаках внимания. Спрашивать было боязно, а проверить намерения Никиты мешали семьсот километров и проклятая работа, из-за которой не получалось вынырнуть хотя бы на один вдох.

«ладно, не буду отвлекать. удачи там тебе на твоих всратых галерах»

В ответ Надя отправила улыбчивую лисичку.

«фоточку на прощание?»

«В мешки под моими глазами можно сложить весь кофе мира. Ты не уснешь, если увидишь этого монстра».

«не усну, если не увижу»

«Надо же, какой романтик)»

Сперва она сходила умыться, затем долго создавала хотя бы видимость порядка на голове. Все же удаленка слишком расслабляет. Подумав, не стала краситься. Грустно улыбнулась уставшей женщине из зеркала и шепнула:

– Сам напросился.

Спустя десяток неудачных кадров Надя таки получила приличное селфи. Ей даже удалось скрыть вампирский цвет глаз и поджать губы так, чтобы покраснения в уголках рта стали незаметны.

«ау, ты там в салон красоты что ли ушла?»

«Твоя очередь», – добавила Надя, посылая фото.

Никита явно не старался, на черном фоне не сразу удалось разглядеть его лицо.

«Ты что, на мыльницу снимал?»

Недовольная лисичка отправилась следом.

«уже в кровати, свет не хочется включать»

Надя присмотрелась к зернистому снимку. Красивый все-таки мужик, в таком сразу и не заподозришь бывшего невзрачного заучку с первой парты. Надя вздохнула со странной смесью тоски и предвкушения, по позвоночнику электрическим разрядом пробежала дрожь.

Обменявшись еще парой шуточных фраз, они распрощались. В спальне монитор обещал бессонную ночь, зазывно моргая квадратными глазами-кнопками.

Красной и зеленой.

– Как дела на работе? – спросила мать, подкладывая и так объевшейся Наде еще пару ложек салата.

– Работы… много. Но я справляюсь.

Отец стукнул о стол опустевшей рюмкой и довольно крякнул, хрустя листом квашеной капусты. Сказал в пустоту, отвернувшись от дочери:

– Диплом переводчика, значит, все. С концами. И деньги на обучение тоже в жопу. Вот и радость мне на старости лет.

– Ну что ты начинаешь? – вступилась мать. – Ну сам же знаешь, как с языками теперь работу найти.

– Хороший спец всегда найдет! – Отец говорил прокопченным голосом курильщика. – Не надо мне тут!

– Так а сейчас чем плохо? С компьютерами девочка работает, айтишница!

– Ой, да какое там… – махнул рукой отец. – Эти хоть зарабатывают нормально.

Всю жизнь он провел за баранкой, последние двадцать лет – в такси. Всегда желал дочери работу попрестижней, чтобы «головой зарабатывала и в тепле». Тренеры молодых нейросетей в его понятие престижности не попадали. «Люди всегда будут друг друга не понимать, – твердил он. – Языки – это ж целый мир!»

Потом переводчики стали никому не нужны. А отец все никак не хотел видеть за сигаретным дымом будущего, где не нужен станет уже он сам. Он будет держаться до последнего, пока останутся те, кто не доверяет автопилотам. Но уже сейчас подбитым зверем чует – недолго. До пенсии ему в такси не протянуть.

– А почему они не хотят платить тебе побольше? – спросила мать, собирая со стола звенящие тарелки. – Или ты стесняешься попросить прибавки? Не надо бояться. Если бы я в свое время не пошла к начальнику…