Он был женат ровно два месяца, хотя ухаживание за дочерью энергетического магната длилось неприлично долго, около полугода. Невеста принюхивалась к жениху, он к ней, точнее, к ее папаше. До свадьбы Левин не предполагал, что его суженая склонна к нервным срывам, которые грозили перерасти в затяжные припадки. «Это надолго», – сказал себе Левин во время очередного пароксизма молодой жены и, не удосужившись стереть пену с ее губ, навсегда покинул красиво иллюминированный особняк. Тесть попытался вернуть Бориса в семью, но зять шарахнулся от него, словно его шибануло током. А жена говорила, что ПОДАРИТ ему ребенка, чем окончательно отпугнула от себя моложавого беглеца.

Борис отхлебнул пива, смахнул с губ пену.

– Руслан здесь? – задал он неуместный вопрос, первым затрагивая серьезную тему, но давая собеседнику повод проявить большую инициативу. Дипломатией тут и не пахло.

– Зачем ты спрашиваешь? Ты лучше меня знаешь, что он здесь и что я говорил с ним. – Пора приступать к «домашней заготовке», с неудовольствием подумал Радзянский. – Боря, ты же не хочешь стать моим клиентом?

– Погоди угрожать мне? – Наклонив голову, Левин выставил вперед ладонь с зажженной сигаретой между пальцев. – Да, я совершил ошибку. А кто не ошибается? Правильно – тот, кто ничего не делает. Я торопился, Хачиров торопился. А то, что он разыграл целый спектакль, – это не моя вина. К тому же, Лева, ничего страшного не произошло. Горцы – они слово держат. Ну немного посуетились, и так далее...

– Интересно, – Радзянский прищурился на собеседника, – ты говоришь так, будто речь идет о поставках мелкой партии отечественных портков.

– Пойми, у меня не было времени лично связаться с тобой. Руслан обратился ко мне с просьбой давно, я не давал ответа, обсасывая эту тему.

– Похоже, ты не тему обсасывал, а...

Левин скривился от солдафонского юмора приятеля.

– Договоримся так, Лева: я рассказываю все, а уж потом выслушаю твои комментарии.

– Ну-ну. – Радзянский сложил на груди руки и принял позу внимательного слушателя.

Левин махнул рукой на этот театральный жест и без энтузиазма продолжил:

– Пожалуй, я слишком долго... тянул с этим вопросом, к тому же я сомневался – примешь ты предложение или нет. Если помнишь, ты в категоричной форме заявил, что завязываешь с этой работой: завел рыбок, лягушек. Сколько мы не виделись с тех пор, год или около того? И сам я, если честно, подумывал завязать.

– Лучше б ты завязал.

– Погоди, мы же договорились, я как раз подошел к главному. Мне нужно срочно уезжать, а тут как раз Руслан приперся, начал давить: ты обещал, слова не держишь, ты не мужчина. Я психанул. «Надо? – спрашиваю. – Держи адрес человека». Вот и все. Если хочешь, я попался на эмоциях.

– Попадают только девушки. И то по вине партнера.

– По вине партнера, – повторил Левин. – Речь идет обо мне, да?

– Нет, это я про себя толкую! – вспылил Радзянский. – Это я попался, Боря! А ты пренебрег обычными правилами безопасности.

– Не пойму, чего ты завелся, Лева. Не хочешь, так и скажи Руслану. Твоя ошибка в том, что ты придаешь своей персоне преувеличенное значение, подумай над этим. – Левин откинулся на спинку стула и позволил себе строгости в голосе: – Возомнил о себе невесть что, возвел себя в ранг полубога... Подумай, подумай, сбрось с себя таинственность, стань самим собой. Ей-богу, однажды ты проснешься и не найдешь себя под маниакально-депрессивным психозом.

«А может, Боря прав, – внял совету Радзянский, – и я действительно преувеличиваю свою значимость? Пошлю-ка я к черту этого Руслана – в конце концов, ему я ничем не обязан, просто отказываюсь от предложения, которое мне невыгодно. Боря прав, надо смотреть на вещи трезво. Или по крайней мере с легким дурманом от хорошего коньяка. Подозрительность, подозрительность, будь она неладна, не дает думать трезво. Вокруг себя видишь не довольно посредственных, обычных людей, а сплошь профессионалов, науськанных на разоблачение. Так недолго тронуться умом».