А из спальни, «кривоногий и хромой», с большим животом, плешивый и непременно в длинных семейных трусах оливкового цвета, выбегает ее любовник, тоже ничего не соображая от неожиданности. А я ловко нокаутирую его одним ударом – это мы можем, – и при этом моралистически приговариваю, что, дескать, любое зло должно быть наказуемо.

А потом, когда ладони уже горят, я перехватываю эту визжащую особу, наваливаюсь на нее, перебрасываю через лежащего без сознания любовника и в извращенной форме грубо насилую – очень долго и мучительно, и все это непременно с дикими криками и подвыванием звероватым… Вот.

Насладившись сфантазированной местью и немного успокоившись, я позвонил вторично. Трубку на этот раз взяли очень быстро. Видимо, она сидела в засаде около телефона.

– Да!

– Слушай, шалава. Если ты сейчас же не позовешь хозяина, через сорок пять минут твоей дряблой задницей будут играть в футбол. Ты поняла?

Я довольно спокойно произнес заранее заготовленную фразу, возможно, как мне тогда показалось, с металлом в голосе.

В нашем телефонном общении возникла пауза, затем особа спросила уже без прежнего напора:

– Кто это?

– Это Черный Джо с мясокомбината, если ты так настаиваешь, май дарлинг. Зови побыстрее хозяина и моли своего еврейского бога, чтобы я забыл о нашем разговоре и вообще о твоем существовании.

С той стороны послышалось нечто напоминающее звук внезапно потухшей газовой горелки. А через полминуты ответил приятный мужской голос – чуть хрипловатый, низкий такой, знаете, который нравится женщинам.

– Да, Дон у телефона. Что вы хотели?

Тут настала моя очередь смутиться. Я уже было настроился на едчайший сарказм и беспощадную борьбу на телефонном фронте, и вдруг – так спокойно и вежливо…

– Мммм… Вы знали Анну Федорову? – Я пробормотал первое, что пришло в голову, причем автоматически назвал девичью фамилию матери, даже не знаю, почему так получилось.

– Что?! Кто это говорит? – Голос на том конце внезапно сорвался, сделался раздражительно-настороженным.

– Понимаете… Ну, в общем, я вас не знаю. Вы меня, по всей вероятности, тоже… Это говорит ее сын.

Насколько мне помнится, я не особенно удивился, когда примерно через полчаса после телефонного звонка входная дверь моего запустелого дома отворилась без стука и в прихожей появился приличный такой, спортивного вида мужик лет, может, сорока пяти.

Вошел он довольно робко, что никоим образом не соответствовало его характеру, – это я уже потом, спустя некоторое время отметил. А тогда мне было совершенно не до анализа. Я пребывал в околокоматозном состоянии, потому что всплеск физиологической и психической активности сошел на нет и на смену ему пришло уже испытанное ранее желание умереть голодной смертью.

Помнится, я равнодушно смотрел на него, даже не пытаясь связать появление в моей убогой хате этого отпадно прикинутого типа с недавним разговором по телефону.

Если я ничего не путаю, кажется, он первым делом задал довольно странный для сложившихся обстоятельств вопрос:

– У тебя сохранился семейный альбом?

Вяло посоображав, я мотнул головой в сторону платяного шкафа, на котором, сколько себя помню, всегда лежал этот альбом – в коробке из-под маминой шляпы.

Кажется, в тот момент у меня мелькнула мысль, что я этого типа где-то видел, и не раз, и он меня – соответственно, и что этот тип желает идентифицировать меня с тем образом, который был ему знаком. Настолько, видимо, я опустился, что он, глядя на меня, сомневался, действительно ли я тот, за кого себя выдаю.

Пришелец встал на цыпочки, осторожно достал коробку со шкафа, обрушив на себя тучу пыли, извлек из нее альбом и сел на продавленный диван рядом со мной, брезгливо поморщив нос – от меня, наверное, так несло…