>Вера Александровна. Можешь говорить теперь что угодно, но мы всегда хотели вам, своим детям, добра.

>Виктор. О, вот в этом я не сомневаюсь!.. В том-то и ужас, что вы хотите только добра! А вы хоть знаете, в чем оно заключается? Что это такое?

Входит Тася с коробкой в руках. Она чуть моложе Веры. Из тех женщин, что постоянно озабочены каким-то неотложным делом, поглощены им и потому на все остальное переключаются с трудом, хотя это могут быть вещи несоизмеримо более важные. Поэтому объяснить, доказать что-либо ей очень тяжело – в это время она все равно занята своими соображениями.

>Тася. (озабоченно). Ну вот, книги все сложила… А Максима так до сих пор нет? Вот паршивец! Никогда вовремя не придет. Даже на свою свадьбу опоздал… Я тогда начну посуду складывать…

>Вера Александровна. Тасенька, дорогая, спасибо. Что бы мы без тебя делали! Отдохни. Ты и так уже все собрала, пока я тут…

>Тася. Веруня, дорогая, мне нетрудно. Пойду займусь посудой.

Тася уходит.

>Виктор (негромко). А ее ты зачем сюда притащила? Без нее бы не обошлись!

>Вера Александровна (тоже шепотом). А что я могла сделать? Ты же ее знаешь! Заладила: я поеду с тобой, я обязана быть рядом, в такую минуту… Что я могла сделать? Это наши самые старинные друзья… Других уже не осталось…

>Виктор. Потому и не хочется перед ними душу выворачивать. Зачем?

>Вера Александровна (как бы не слыша его). Геннадий Алексеевич столько лет проработал с твоим отцом…

>Виктор. Я знаю – друг и соратник. Одно слово – дядя Гена! Я все знаю. Но все равно они чужие люди! И выворачивать перед ними свою требуху, выглядеть жалкими неудачниками… Зачем тебе это?

>Вера Александровна. А для меня они – не чужие люди. Они хотя бы помнят, кто был твой отец… И столько хорошего он для них сделал…

Виктор машет рукой.

>Вера Александровна. И потом ты сам все время говоришь: быстрее, быстрее, скоро машина придет! А она вон, как пчелка с самого утра крутится…

>Виктор (молчит, потом с неожиданным смехом). Мать, да ты, я смотрю, – эксплуататор! Капиталистический хищник.

>Вера Александровна. Как же – нашел хищника!

>Виктор (продолжает смеяться). Не просто хищник, а еще и циничный…

>Вера Александровна (с невольной улыбкой). О-о-о… Если бы все были такими циниками…

Входит Тася с ящиком. С удивлением смотрит на них.

>Тася. Смеетесь?

>Виктор. Кто смеется? Этот смеху нас стоном зовется…

Виктор уходит, подмигнув матери.

Тася и Вера Александровна смотрят друг на друга. Тася начинает плакать.

>Тася. Как тяжело, как несправедливо все! Как я тебя понимаю! Если с Геннадием Алексеевичем что-то случится, я не смогу жить. У тебя хотя бы дети, а я останусь одна…

>Вера Александровна (вяло). Не надо об этом думать. Зачем?

>Тася. Я уже какую ночь не сплю…

>Вера Александровна (в отчаянии). Господи, и так голова кругом, а тут ты еще плачешь. Не надо.

>Тася. (всхлипывая). Тебе хорошо говорить…

>Вера Александровна. Да, мне как раз хорошо! Просто лучше всех!

>Тася. (с непонятной увлеченностью своей мыслью). Тебе хорошо, потому что ты – права. Тебе мучаться не надо. Тебе тяжело, но тебя все жалеют, потому что ты – жертва. И это всем понятно. Никому ничего не надо объяснять, доказывать…

>Вера. Что ты говоришь? Я ничего не понимаю…

>Тася. (упорно). Жертвам всегда сочувствуют, их жалеют. Им есть, чем утешаться…

>Вера. Какое счастье – тебя все жалеют! Умереть можно от такого счастья! Повеситься!

Звонит телефон. Рад, другой. Тася всхлипывает, Вера молчит, погруженная в свои мысли.

Спускается по лестнице Виктор, хватает трубку и тут же кладет – звучат длинные гудки.

>Виктор