– Борис Феоктистович? – голос двухгалочного (которого Борис тут же, на испанский манер, окрестил «Sargento» – сержант), дрогнул от волнения.

– Да. Где я? – обнажённый Сафонов находился в какой-то мягкой кровати, образовывавшей вокруг тела плотный кокон. Одношевронный «Cabo» (капрал), словно прочтя мысли, накрыл его простынёй, оставив снаружи голову.

– Можете считать это медсанчастью! – теперь уже радостно и как-то очень уж приветливо улыбнулся «Саргенто». Среднего роста, чуть ниже Бориса. Но очень жилистый. Наверняка сильный. Близко посаженные светло-серые глаза. Цепкие, внимательные. Как у лётчика-истребителя. Короткие тёмно-русые волосы аккуратно подстрижены. Через всё узкое хищное лицо наискось тонкий неровный шрам. Лишь непонятное дружелюбие смягчало прямо-таки излучаемое им чувство опасности. «Кабо» тоже, кстати, не выглядел добрым самаритянином. Тех же лет. Лицо слегка треугольное, сужающееся книзу. Словно бы утомлённое. И мудрые карие глаза. Вот его сразу хотелось назвать не то «профессором», не то «товарищем военврачом».

– Ребята, дайте мне ещё пару минут! – раздался откуда-то из глубины кабинета, сплошь заставленного громадным непонятным оборудованием, довольно приятный женский голос. – Нужно закончить обследование!

– Борис Феоктистович, полежите немного без движения! – вежливо попросил дружелюбный со шрамом. – Потом попробуем всё объяснить.

Полежать не трудно. Тем более кровать чудо как хороша! Он проанализировал ощущения. Ни усталости, ни недосыпа. А главное – справа-сзади ничего не болит! Что уже само по себе радует. Даже есть не хочется.

– Всё, готово! – в поле зрения показалась миловидная темноволосая женщина, на вид лет двадцати двух – двадцати пяти, с блестящей, неестественно белой бумагой в руках. Тоже в военной форме: тёмно-синей, с чёрными петлицами, отстроченными серебром, и одинокой серебряной же «шпалой». Вот только лица у всех медиков какие-то… Далеко не рабоче-крестьянские. Да и почтения у слишком уж зрелых сержантов перед «капитаншей» что-то маловато. Скорее, как равную воспринимают.

Сафонов решил на всякий случай включить тумблер «Д». Так у них в полку говорили о тех, кто начинал валять дурака. Обещали «объяснить»? Пожалуйста! Сам он старательно молчал, незаметно ощупывая странное лежбище, в котором оказался. Вдруг придётся срочно выскакивать и драться. Не то чтобы ждал какого-то подвоха, но неправильность ситуации напрягала.

– Вы у своих, Борис Феоктистович! – словно прочёл его мысли дружелюбный. – Мы попытались спасти вас в 1942-м. Пока не знаем, насколько получилось. Сейчас здесь 1990 год. Мы находимся в Союзе Советских Коммунистических Республик. Но это не наш мир, а параллельный. Так что…

Саргенто смущённо развёл руками.

– Мы… победили? – голос у Бориса неожиданно охрип. Тут уже оба бело-голубых непроизвольно, но искренне разулыбались. Теперь ответил Кабо:

– Да! 9 мая 1945 года. Безоговорочной капитуляцией фашистской Германии!

«Что? Ещё ТРИ года такой войны?!»

Похоже, и эту мысль «военврач» уловил:

– Враг очень силён. Впрочем, тебе ли объяснять… Но – добили! Прямо в его логове. И пол-Европы освободили!

Кабо словно вбивал словами невидимые гвозди. Похоже, не заметив, что перешёл с Борисом на «ты». Саргенто успокаивающе положил руку ему на плечо:

– Остынь, Коль. Сейчас с медициной закончим, и всё Феоктистычу расскажем.

«Капитанша» протянула свою чудо-бумагу:

– Если вкратце, то по параметрам всё получилось. ИТ соответствует, психоматрица перемещена успешно. Это – полноценный Борис Феоктистович Сафонов. В наиболее оптимальной физической форме. Примите мои поздравления. Вот только… Он – же характерный «воин света»! Тёмного в спектре почти нет.