Доехав до места работы, остановился, даже не заметил, как быстро очутился у стальных ворот, и массивной стены вокруг единственного здания – психиатрической больницы. Камера наружного наблюдения просканировала мой номер машины, затем раздался писк, и ворота механически разъехались по обе стороны, впуская внутрь, словно принимают в объятия. 
- Доктор Островский, - встречает молодая девушка у входа в здание. Я остановился, снимая с себя пальто, на улице было прохладно, как никак осень в Нью-Йорке берет свое, и желтые листья клена, усыпанные вдоль всей дороги, которая ведет в этот тихий уголок, но не совсем нормальный, будто устилают путь, обещая, что душа найдет тут спокойствие. 
- Да? 
- Сегодня нам звонили из Москвы, просят срочно связаться вам с ними, - одетая во все белое, девушка была похожа на юного ангела, только временно исполняющего здесь свою миссию.  
- Вы записали данные? – интересуюсь. А сестра слегка напряглась, притормаживая в холе помещения, где уже вовсю бурно кипела работа персонала. – Это ваша мама. 
Странно. Хотя, чему удивляться, сколько воды утекло, и я разорвал все связи, погрузившись в свои проблемы с головой, но без поддержки близких. Вынимаю из кармана брюк мобильник, проверяя контакты, попросил напомнить номер, который оставила моя мать – Зоя Степановна, ведущий психиатр и педагог университета, в котором когда-то сам учился под ее началом. И благодаря ей, я выбрал направление, ставшее для меня смыслом жизни, отказываясь от юношеской мечты, но только само желание меня нашло и предложило воплотить в реальность задумку, заставив чуть позже глубоко пожалеть о решении жить двумя жизнями. Контакты оказались недействительными, и вырвав клочок бумаги из записной книжки девушки, поблагодарил ее, а затем направился в свой кабинет, где меня уже ждала работа. Переодевшись в белый халат, долго гипнотизировал свой телефон, как будто он мог сам набрать номер мамы, но мне ужасно хотелось услышать ее голос, и будто снова ощутить ее присутствие. Пару раз набирал и сбрасывал. Но потом просто заставил себя, наконец, связаться с ней и узнать в чем дело. 
- Леонид? – слышу родной и до боли узнаваемый голос матери, будто не веря, что я все же позвонил. 
- Да, - глухо выдыхаю, ощущая комок в горле, не дающий сказать твердо. Прочищаю гортань, пару раз кашлянув в кулак. – Да, это я, - уже намного увереннее. – Что случилось? 
- Я скучаю, - признается мама. – Когда ты вернешься домой, дорогой? 
- Не знаю, - сам качаю головой, будто может видеть мои действия. Я облокотился на одну руку о стол, а другой придерживал крепко телефон у уха, слушая голос матери. Закрыл глаза, потому что вдруг накатили воспоминания последнего дня во Франции, и будто вновь сотни иголок вонзают в сердце, заставляя слышать голос любимой женщины. В висках давит от ударов крови по венам, и я сжимаю пальцами лоб, пытаясь заглушить наплыв эмоций. – Мама, я не знаю, когда вернусь.  
- Отец тоже весь сам не свой, и в последнее время он чувствует себя неважно, - начинает просвещать меня, как живут мои родители, пока нет рядом их сына. Я не прерываю маму, пусть слова смешались в единое предложение, но я слушаю ее успокаивающий тон голоса, представляя, что находится здесь, и мы, как обычно, в былые времена обсуждаем дела пациентов. – Ты меня слушаешь? – мама проверяет, на линии ли я. 
- Да, - ответ практически безжизненный. 
- Возвращайся, прошу тебя, - практически умоляет. – Надо продолжать жить, Лёня, ведь жизнь ускользает и сделать уже ничего нельзя.