– Я тоже в это верил, господин профессор, – скромно ответил брюнет. – Но, к сожалению, все долгие годы наших исследований, заводившие в тупик проект «Сфинкс», мы заблуждались. Я перечеркнул почти все сделанное ранее, и пошел иным путем. Прошу прощения за соблюдение инкогнито в моей работе, но я должен был все тщательно проверить, прежде чем показать вам результаты своих опытов. К счастью, удача мне улыбнулась, и они оказались положительными.

Профессор Майер нахмурился и демонстративно почесал подбородок. Он всегда так делал, выражая недовольство. После недолгого молчания, слегка хлопнув ладонью по столу, он сказал:

– Ладно! Никто не застрахован от ошибок! К чертям ваши извинения, доктор, и инкогнито – к чертям! У каждого творца свои инструменты: у дьявола – огонь, у бога – свет. Но, в общем – это одни и те же сгустки энергии… Когда началась активация молекул? Аберрация[1] от норм не наблюдалась?

– Уже пятые сутки, – немного смущенно ответил доктор Фогель. Ему почему-то стало стыдно за свою неоправданную скрытность и недоверие к коллеге и наставнику. – О каких-либо отклонениях в их развитии пока рано судить…

– Так-так, – сказал с потерянным видом Майер и подпер голову руками. – Пять дней как мир изменился, а я узнаю об этом только сейчас. Это непозволительный поступок для ученого, Эрих. Согласны?

Доктор виновато опустил голову, вздохнул, хотел что-то сказать, но профессор опередил:

– Непозволительный для хорошего ученого, но допустимый для гения, каковым вы и являетесь! – По лицу толстяка расползлась благодушная улыбка. – Молодые всегда смотрят на мир с вершины холодного утеса, на который они вскарабкиваются без устали, не то, что мы, старики, привыкшие греться дома у камина, рассуждая о материи издали.

У Фогеля от сердца отлегло – похвала означала примирение: когда дело касалось работы, Майер крайне редко рассыпался в любезностях. Сейчас Эрих, наверно, стал похож на воспарившего духом мальчика, которому отец нежданно-негаданно дал деньги на мороженое.

– Ну, а теперь, – продолжил Майер, – объясните, как вам удалось добиться синтеза?

– Мы с вами уже давно изучаем молекулярную биологию… – степенно ответил доктор и медленно, со значением добавил: – Однако профессор Гольд еще в двадцатых годах заострял больше внимания на защитных функциях организма, а не на строении его двойной спирали телесной мельницы.

– Эрих, я и слышать не хочу о негодяе Гольде! – воскликнул профессор, будто отмахнувшись от назойливой мухи. Брови ученого нахмурились. – И причем здесь иммунология и его исследования? Мы с вами настоящие ученые, а он – предатель и выскочка! Евреи всегда тянут на себя одеяло.

– Тем не менее, именно они сейчас обеспечивают прогресс цивилизации. – Фогель слегка улыбнулся. – Да и вы, профессор, когда-то дружили с Гольдом и не уделяли особого внимания к его национальной принадлежности.

– Замолчите, Эрих… – Майер нервно закусил губу. – Я не нацист, если вы имеете в виду этот аспект моих убеждений. Давайте говорить по делу. В образцах, которые мы извлекали из существа, не было обнаружено никаких генетических расстройств, опухолей и вирусов. Оно идеально! Достаточно было выделить из клеточного ядра определенные хромосомы, соединить их с хромосомами человека и получить совершенно новый вид. Зачем, скажите, ему потом понадобится его прежний убогий иммунитет, если с таким хромосомным набором он победит все болезни, преждевременную старость и станет сверхсильным, сверхвыносливым?! Люди уподобятся древним богам!

– Сейчас, профессор, вы рассуждаете, как Штольц, – почесав кончик носа, добродушно заметил Фогель.